Ее охватило сладострастьи – такое состояние охватывает эксгибициониста, раздевающегося на публике. Пусть-ка это дурачье попытается расшифровать бешеные пики, скачущие по экрану, пусть поломает голову! Напряжение внутри Алины нарастало, восторг, напоминающий оргазм, наполнял ее. Горячие стрелы от груди до живота пронзали тело. И теперь уже воля Алины была направлена не на то, чтобы скрыть свои мысли, а на то, чтобы удержать тело в пристойном положении.

Застывшая в кресле фигура испытуемой явно контрастировала с бушующей картинкой на экране.

– Что-то с прибором происходит, амплитуда зашкаливает, – заметила, наблюдающая со стороны Мария. Она стояла у двери, но и ей были прекрасно видны танцующие пики на экране.

– С такой пляской на мониторе я тоже не сталкивался, непредсказуемый фазовый резонанс, – Родион растерянно пожал плечами, но заставил себя пошутить. – Господин Руст, ваше присутствие сказывается. Типичный генеральский эффект – казус во время ответственного смотра.

Руст с любопытством наблюдал за экраном, не реагируя на шутку. Его забавляла растерянность Ксении. Она беспомощно смотрела на происходящее, не находя слов. Родион взял ее за плечи и мягко подтолкнул:

– Ксения, отойди, пожалуйста. Я посмотрю, в чем дело.

Едва Ксения, отложив щуп прибора, переместилась к двери и встала рядом с Марией, экран осветился последней, самой яркой вспышкой – и погас. Руст схватился за глаза и закричал от боли. А секундой ранее Алина, безуспешно сдерживавшая стоны от сотрясающего ее оргазма, издала жуткий ор, и в припадке, похожем на эпилептический, свалилась на пол. Тело ее трижды содрогнулось от конвульсий и вытянулось.

Родион кинулся к рубильнику, выключил электропитание. В кабинете наступила тишина. Ксения и Мария, растерявшиеся в первые секунды катастрофы, спешили на помощь к пострадавшим. Мария осматривала расширенные зрачки Руста. Ксения, на ходу вставляя в уши фонендоскоп, бросилась к Алине, без чувств лежащей на полу. Пострадавшей уже ничто ни могло помочь: ни массаж сердца, ни искусственное дыхание – она была мертва.

– Помогите! – стонал Руст. – Я ничего не вижу!

– Да вызовите же «скорую»! – приказала Мария.

– А здесь «скорая», кажется, уже не нужна, – бесцветным голосом объявила Ксения, отходя от Алины.

Карета «скорой помощи» увезла испуганного, ослепшего Руста в областную больницу. Тело Алины осматривала милицейская бригада – за ней должна была приехать специальная машина. На следующий день приехали технические специалисты – выявить причину гибели женщины и установить степень виновности врачей в случившемся. Родион, давая показания, сам старался разобраться в причине непредсказуемого всплеска напряжения. Специалисты установили: в момент снятия электрического потенциала с ладони Алины аппарат выстрелил ответным сигналом. Вместо пассивного измерения – активно воздействовал на человека. Но причина этого непредсказуемого реверса оставалась невыясненной.

Родион утверждал, что это категорически невозможно. Повернуть электрический процесс вспять мог только заряженный конденсатор большой мощности, но поля человека были в миллионы раз слабее. К тому же, на этот непредвиденный случай в приборе имелась защита.

Вечером, когда Родион вернулся домой, к Ксении, уверенность его пошатнулась. В игрушках Никитки он обнаружил маленькую спиральку. Именно эта штуковина обеспечивала экранизацию прибора и защиту от реверса. Ее отсутствие не влекло за собой поломки прибора, но делало датчик более чувствительным к электромагнитным колебаниям пациента… Озорной мальчишка незаметно выковырял серебристую спиральку для своих игр… Родион не стал пенять Никитке за самовольство – в сложившейся ситуации разумнее было помочь ребенку забыть о шалости. Комиссия никогда не сможет установить данный факт – на схеме прибора эта деталь изначально отсутствует. Родион догадался о ее необходимости и внес усовершенствование в конструкцию, не связываясь с заводом.

Он ни говоря ни слова, вышел из квартиры. Прошел по освещенной дорожке парка, вышел в темноту залива, наполненную гулом набегающих волн, бросил спиральку в холодные глубины. Металлическая завитушка еле слышно ударилась о камень и зарылась в мелководную гальку.

– Где ты был? – спросила Ксения, когда он вернулся.

– Выходил прогуляться. Вся эта история не дает мне заснуть.

Следственная комиссия, изучив работу прибора, еще раз подтвердила, что он исправен. В особых отметках она констатировала, что разработчикам, возможно, следует установить экранизацию, ибо отсутствие ее оставляет теоретическую возможность возникновения реверса. Однако только человек-феномен на подобие Вольфа Мессинга или Кашперовского мог аккумулировать в себе напряжение такой силы, которое способно вызвать сбой прибора.

– Погибшая ведь не обладала такой способностью? – скорее утверждая, чем спрашивая, заметил председатель комиссии.

Никто не замечал за Алиной экстрасенсорных способностей. Все промолчали. Да и как они могли заметить то, что при жизни женщины было сокрыто одеянием светского поведения? Ее болезненная зависть ко всему миру изливалась такими малыми порциями, что не позволяла людям заметить связь между падавшими на их голову неприятностями и ее мимолетным озлобленным взглядом. Только предсмертная ненависть к сопернице, переплетенная с восторгом мести, вознесла убийственный потенциал Алины на небывалую высоту. К несчастью для завистницы, потенциал обернул свою силу на саму обладательницу сомнительного дара.

Прибор был официально зарегистрирован, имелось разрешение на его эксплуатацию, поэтому в действиях врачей не было отмечено никакого криминала. Гибель женщины комиссия признала несчастным случаем, а работу кабинета вынесла решение приостановить. Заводчанам было послано частное определение с рекомендацией усовершенствовать конструкцию аппарата.

Из-за расследования похороны Алины откладывались со дня на день. Сильнее всех переживала ее смерть баба Проня. Последние годы она не пила, жила в полной трезвости. Но смерть внучки сорвала с нее добровольную узду. Все дни, пока работала комиссия, выясняла, что да как – баба Проня заливала свое горе водкой. Никто не осуждал запившую уборщицу, однако некому было и утешить ее. Она пила уже седьмой день и не появлялась на людях. Она забилась в свою каморку, где среди тряпок и ведер для уборки стояла ее узкая, казенная кровать. Бессильные слезы ярости и горя текли по иссушенным щекам, по глубоким бороздам на них – последствиям не столько старости, сколько порочной жизни в предшествующие годы. Седые, некрасивые пряди свисали над ушами, черный головной платок валялся под ногами ушедшей в запой старухи. Баба Проня, стараясь сохранить сидячее положение, раскачивалась на койке. «Я убила свою девчонку, свою Альку, – бормотала она себе под нос. – Небесные силы отвернулись от меня, когда я сжигала волосы этой врачихи. Почему не она, а моя внучка стала жертвой возмездия? А может, я не те волосы жгла? Кто толкнул под локоть руку, занесшую топор?». Баба Проня даже в водочном угаре понимала, что теперь у нее никогда не будет своего угла. Теперь она не мечтала о люксах. Она запоздало прикидывала, какое счастье было бы обрести уголок в прихожей Алины – матрасик, кинутый на пол. Погибшая внучка теперь казалась добрее и сердечнее, чем при жизни. Баба Проня тешила себя мыслями, что та не бросила бы ее.