Ни тени враждебности не осталось на их лицах. Яххотеп приблизилась к статуям, изображавшим усопшего с супругой.

У их ног стоял сосуд прорицания.

Из него царица вынула папирус, где были перечислены все благоприятные, неблагоприятные и опасные дни нынешнего года, согласно пророчествам, услышанным в главных храмах Египта. Отныне все важные решения следует принимать, сверяясь со священным папирусом.

— Нападай еще, — крикнул Усач коренастому силачу.

Тот не на шутку сердился, ведь его уже дважды обваляли в пыли.

На этот раз он сделал вид, будто метит Усачу в голову, а сам попытался ударить в живот.

Не тут-то было! Он вдруг, неизвестно почему, потерял равновесие. Неведомая сила подбросила его кверху, и силач тяжело рухнул наземь, крепко ударившись спиной.

— Отличный прием! — ликовал Усач, убеждаясь, что росписи в «доме вечности» Аменемхата научили освободителей Египта кое-чему новому. Художники не зря старательно воспроизвели малейшие движения борцов. Позаботились о будущих воинах.

Они с Афганцем затеяли эту игру по двум причинам. Во-первых, хотели выяснить, какие приемы лучше. Во-вторых, лишний раз погонять подопечных — целей будут потом в бою.

Хотя гиксосы до сих пор не предприняли ни одной вылазки, расслабляться не стоило.

Камос был вне себя от досады и нетерпения. Священный папирус предупредил: в ближайшие дни с продвижением на север придется повременить. Волей-неволей пришлось послушаться, оракулу не возразишь. Однако юный царь всерьез опасался, что промедление их погубит.

— Ты сегодня не в духе, господин, — проговорила красавица Анат.

Фараон взял ее в поход и поселил у себя в шатре.

— Радуешься моим неудачам?

— Наоборот, я тебе сочувствую. С тех пор как ты избавил меня от цепей супружества, я желаю тебе лишь добра.

— Ты очень красива, и сама это знаешь.

— Разве красота — грех? За что ты меня наказываешь?

— Мне некогда отвлекаться на всякие глупости! У меня другие заботы.

— Так это война мешает тебе любить? Но без любви ты не победишь. Ярость разрушает, а любовь врачует и возрождает. Любовь придаст тебе сил.

— Ты действительно хочешь любви?

— Я хочу твоей любви. Настоящей любви.

Камос обнял синеокую красавицу и страстно поцеловал.

Флотоводец Яннас подавил восстание в Анатолии, но победа далась ему нелегко. Много кораблей пошло ко дну. Много славных воинов погибло. Много было изранено, искалечено — все они едва ли вернутся в строй. К тому же замирить горцев невозможно, рано или поздно анатолийцы вновь поднимут бунт. Эти никогда не признают власти гиксосов.

Однако поделиться мрачными мыслями было не с кем. Все: и военачальники, и простые воины — восхищались Яннасом, прославленным героем, лучшим из лучших, непобедимым и несгибаемым, не догадываясь, как тяжело у него на душе.

В Аварисе у ворот дворца его встретил сам распорядитель казны Хамуди. Никто еще не удостаивался подобной чести.

— Владыка давно с нетерпением ждет тебя, флотоводец.

— Я не медлил в пути, уж поверь.

— Верю, охотно верю. Все здесь доверяют тебе. Успешно ли ты сражался в Анатолии?

— Только правитель может потребовать у меня отчета.

— Ты прав. Сейчас я отведу тебя к нему.

Апопи был в дикой ярости.

Утром он попытался надеть красную корону Нижнего Египта, чтобы явиться в ней перед народом во время праздника в храме Сета. Но стоило ему прикоснуться к короне, как он ощутил невыносимую боль. Пришлось спрятать проклятый символ власти древних фараонов обратно в ларь. Лишь бы кто-нибудь не проведал, что она не дается Апопи в руки!

Правитель получал донесения подосланного к египтянам соглядатая и часто сверялся с картой Египта, нарисованной на синей фаянсовой фляге. Так что он прекрасно знал, где теперь бунтовщики. Расположились лагерем севернее Бени Хасана, взяв Гермополь и уничтожив Неферуси.

Царица Яххотеп преодолела магическую преграду. Она опасный противник, и обходит его ловушки одну за другой.

Но скоро он ее одолеет. Впереди решающее сражение. Яххотеп и ее жалкий сынок бросят все силы против гиксосов. После поражения египтянам не оправиться. От их прежней мощи, Истины и Закона, не останется и следа!

Яннас низко поклонился правителю.

— Ты очень кстати прибыл в столицу, флотоводец. Конечно же, ты устал, сражаясь в Анатолии. Но, увы, отдохнуть тебе не придется.

— Жду твоих распоряжений, владыка.

— Горцы усмирены, я надеюсь?

Яннас ответил не сразу, покосившись на главного распорядителя казны.

— Говори смело, у меня нет секретов от Хамуди.

Флотоводец, повинуясь приказу, поделился своими сомнениями в присутствии ненавистного ему казначея.

— Многие мятежники пали от моей руки. Анатолия не скоро оправится и на некоторое время затихнет. Однако полностью подчинить горцев невозможно. Через год или через два восстание вспыхнет вновь.

Апопи, выслушав его слова, казалось, ничуть не разгневался.

— Отлично, флотоводец! Нашим воинам полезно поразмяться, армию губит длительное перемирие. Покорив столь обширные земли, поневоле будешь время от времени усмирять недовольных. А пока что тебе предстоит вразумить египтян.

— Египтян? Я думал, что стражники давно уже переловили и казнили всех смутьянов.

— Нет, флотоводец, все идет иначе. Египтяне отогнали нас от Кус и теперь дошли до Гермополя.

Яннас не мог скрыть удивления.

— Ничего не понимаю… Хватило бы одного отряда колесничих, чтобы истребить бунтовщиков!

— А это вовсе не входило в мои планы, флотоводец. Мне, наоборот, хотелось, чтобы наивная Яххотеп и ее беспомощный сыночек набрались наглости и уверовали, будто способны победить нас. Они все дальше продвигаются на север, а это означает, что я заманиваю их на свою территорию, неизвестную им, зато прекрасно знакомую нам. Они ведь стянут все свои войска в безумной надежде одержать верх в открытом бою. Тут-то мы и раздавим их колесницами. Есть и еще причина. Мне надоели начальник стражи Гермополя и тупой наместник в Неферуси. Яххотеп оказала мне неплохую услугу, избавив от этой дряни.

— Достоверны ли наши сведения о продвижении противника?

— Вполне достоверны, уж поверь мне, Яннас. Подосланный соглядатай, что помог нам убить фараона Секненра, по-прежнему служит мне верой и правдой.

— Что ж, я немедленно отправляюсь в поход против египтян!

На безобразном лице правителя появилась отвратительная улыбка, от которой у всех приближенных кровь застыла в жилах.