пятнадцатого столетия Португалия правила морями и морскими торговыми путями, тогда как ее сосед по Иберийскому полуострову, испанское королевство Кастилия, оставался в тени. Успех Португалии отражал ее историческое развитие. В 1249 году португальцы первыми среди европейцев избавились от мусульманского правления и создали собственное государство, границы которого в значительной степени совпадали с сегодняшними. В 1348 году Черная смерть погубила треть населения страны, и осталось слишком мало трудоспособных рук для ведения сельского хозяйства на каменистых почвах[621]. Предприимчивые португальцы устремились в Атлантику и со временем сделались самыми опытными и умелыми рыболовами Европы. Морская сила страны возросла после 1415 года, когда португальцы захватили свою первую заморскую территорию – вблизи Гибралтарского пролива. Принц Генрих Мореплаватель, преисполненный решимости обогатить свою родину и корону, поддерживал развитие новых технологий мореплавания, в том числе использование проворных каравелл, внедрение модернизированного такелажа и составление подробных карт[622]. Выступив пионером в навигации, Португалия стала, по сути, «первым движителем европейской экспансии»[623]. В 1488 году португальцы первыми из европейцев обогнули мыс Доброй Надежды в поисках торговых путей в Индию ради весьма прибыльной торговли пряностями.

При этом на протяжении большей части пятнадцатого столетия Португалия беспрепятственно навязывала другим свое господство, поскольку соседнее королевство Кастилию раздирали внутренние конфликты[624]. Но все изменилось в 1469 году, после свадьбы восемнадцатилетней Изабеллы Кастильской и семнадцатилетнего Фердинанда Арагонского. Этот брак объединил два королевства, Кастилию и Арагон, в единую Испанию. Вместе «христианские короли» освободили территорию страны от мавров, отвоевали Гранаду, а в 1492 году (когда выделили, кстати, средства на первое плавание генуэзского моряка по имени Христофор Колумб) полностью изгнали мавров с Пиренейского полуострова.

По мере нормализации внутренней обстановки экономика Испании начала развиваться. Доходы короны выросли в три раза с 1474 по 1504 год[625]. Обогатившаяся и крепнущая Испания дерзнула выступить на поиски золота, специй и новых торговых отношений за морями, следуя примеру своей соседки Португалии, которая занималась тем же самым вот уже почти столетие. Ситуация складывалась в пользу Испании. После кончины Генриха Мореплавателя в 1460 году государственное поощрение инноваций в Португалии заметно уменьшилось, а строгий запрет на экспорт технологий кораблестроения и картографии ослабел. К 1480-м годам другие страны начали перенимать эти навыки и оспаривать господство Португалии в Атлантике. Когда Христофор Колумб обратился к преемнику Генриха, королю Жуану II[626], с просьбой профинансировать плавание на запад для обнаружения нового пути в Индию и пообещал возместить расходы за счет открытых земель, король отказал. Поэтому Колумб подал аналогичное прошение Фердинанду и Изабелле: он просил три корабля, титулы адмирала океана и вице-короля новооткрытых земель, а также одну десятую от колониальных доходов. Испанские правители согласились[627][628].

После триумфального возвращения Колумба стало понятно, что король Жуан допустил серьезную ошибку. Благодаря открытиям Колумба Испания сделалась реальным соперником в борьбе за создание заморских империй и контроль морских маршрутов; более того, она стала угрожать виртуальной монополии Португалии. Оба народа пугала возможность конфликта, особенно в новых землях, а правители опасались огромных расходов и того кровопролития, каким наверняка будет сопровождаться тотальная война между этими двумя государствами[629].

К счастью для обеих стран, Фердинанд и Изабелла решили обратиться к высшей власти, то есть к представителю Бога на земле, папе римскому Александру VI. (Так случилось, что этот папа был испанцем по происхождению, а избрали его недавно и при поддержке Испании.) В роли третейского судьи папа прочертил на карте линию с севера на юг, от полюса до полюса, разделив Западное полушарие надвое. Земли к западу от черты отныне принадлежали Испании, а земли восточнее – Португалии. Рассудив, что такое разделение несправедливо благоприятно для Испании, Португалия поначалу отвергла решение папы. Но именно оно стало основой для переговоров, которые привели к подписанию Тордесильясского договора в 1494 году. (Согласованная граница рассекала территорию современной Бразилии, что объясняет, почему бразильцы говорят по-португальски, тогда как большая часть остальной Южной Америки изъясняется на испанском.) В обеих столицах это соглашение провозгласили своим триумфом. Испания легитимизировала долю в доходах от открытий, Португалия подтвердила свой приоритет в прокладке, как тогда считалось, предпочтительного пути в Индию. Как отмечает историк А. Р. Дисней, Тордесильясский договор «оказался главной хартией империи, четко обозначив соответствующие сферы завоеваний вплоть до середины восемнадцатого столетия»[630].

Роль папы в определении этих сфер влияния заставляла обе стороны соблюдать условия договора. Правители обеих стран повиновались авторитету папской власти и страшились отлучения за непокорность. Испания и Португалия обосновывали свои завоевания необходимостью обращать дикарей-язычников в христианство. Действительно, когда в последующие десятилетия появились новые претенденты на колонии (Англия, Франция и Нидерланды), Испания и Португалия еще старательнее взялись укреплять утвержденный Ватиканом статус-кво. А между самими этими двумя странами никаких серьезных военных столкновений не возникало почти столетие.

Шанс 1: Верховная власть может помочь в улаживании соперничества без войны.

С тех самых пор, как голландский законовед Гуго Гроций выдвинул в семнадцатом столетии идею единого, глобального общества национальных государств, теоретики мечтали о мире, где все регулируется международным правом. После Второй мировой войны государственные деятели попытались реализовать эти устремления на практике, учредив Организацию Объединенных Наций. В уставе ООН предусматривается применение норм международного права и деятельность международных организаций, контролируемых Советом Безопасности этой организации, решениям членов которого, теоретически, должны подчиняться все остальные. Показательно, что эту пятерку составили великие державы того времени – Соединенные Штаты Америки, Советский Союз, Китай, Великобритания и Франция, причем каждая настаивала на сохранении одностороннего права вето на решения СБ.

Также в уставе ООН содержался призыв к государствам-членам организации принять ряд ограничений, в том числе ограничение на применение военной силы против других членов ООН. Однако интерпретация этих ограничений оставлена на усмотрение самих государств. Статья 51 устава ООН наделяет каждую страну «правом на самооборону». США расширили это право до новых пределов в 2003 году, утверждая, что нападение на Ирак обусловлено соображениями «превентивной самообороны», поскольку, мол, Саддам Хусейн располагал оружием массового поражения и олицетворял собой «неотвратимую угрозу». Совсем недавно президент Обама пошел еще дальше, в одностороннем порядке санкционировав атаки на группы, признаваемые в США террористическими, на территории семи стран мира[631].

В дискурсе сторонников международного права последние семь десятилетий трактуются как годы устойчивого движения к утверждению международной системы, «основанной на правилах». Реалисты возражают, особенно когда речь заходит об использовании военной силы. Они справедливо указывают, что сильные государства неоднократно нарушали эти принципы, когда на повестке дня оказывались их национальные интересы. В 2016 году, например, США возглавили пропагандистскую кампанию