военном отношении. Она экономически интегрирована со своими соседями и полагается на защиту Америки, раскинувшей над континентом свой «ядерный зонтик». Если экономический стресс, нашествие иммигрантов и возрождение популизма и национализма приведут к краху ЕС, станет ли сохранившая свое могущество Германия угрозой для соседей? Если США ослабят свое военное присутствие в НАТО или даже откажутся от сотрудничества с альянсом, доведется ли нам увидеть возрождение европейских вооруженных сил, в том числе немецкой армии? Если все перечисленное произойдет, породит ли «фукидидовская» динамика условия для новой войны Германии с рядом ее соседей? Или же культурные преобразования в Германии настолько сильно «европеизировали» страну, что впредь невозможно будет вообразить, как немцы восстанавливают свои военные традиции?[642]

Соединенные Штаты Америки против Великобритании

Начало двадцатого столетия

Успехи Тедди Рузвельта в стремлении поставить США выше Великобритании в Западном полушарии отражались в незримой структуре международной власти того времени. В последние три десятилетия девятнадцатого века Соединенные Штаты Америки отряхнули, так сказать, пепел Гражданской войны и стали экономическим колоссом. В 1850 году население Великобритании и Америки было приблизительно одинаковым. К 1900 году в Америке проживало уже в два раза больше человек[643]. Американская экономика обошла британскую в 1870 году и достигла двукратного превосходства к 1914 году[644]. В 1880 году на Великобританию приходилось 23 процента мирового объема производства. К 1914 году ее рыночная доля упала до 13 процентов, зато американская увеличилась до 32 процентов[645].

После «принудительного разлучения» между Великобританией и США сохранялись напряженные отношения. В ходе войны 1812 года англичане сожгли Белый дом, а американцы напали на британскую Канаду. В ходе Гражданской войны в США Великобритания всерьез размышляла о поддержке конфедератов; этот факт многие американцы (в том числе и ТР) продолжали помнить[646]. По мере роста американского могущества бывшая колония все громче требовала уважения к себе и расширяла сферу своего влияния. В 1895 году, когда между Венесуэлой и Британской Гвианой возник территориальный спор, государственный секретарь Ричард Олни заявил, что Великобритания должна принять решение третейского суда в соответствии с доктриной Монро, поскольку «Соединенные Штаты фактически являются верховной властью на этом континенте»[647]. Лондон отверг притязания Вашингтона, а британский министр по делам колоний Джозеф Чемберлен сообщил, что «Великобритания вправе считать себя американской державой, ибо ее территориальные владения больше территории самих Соединенных Штатов»[648]. Но когда президент Гровер Кливленд ответил тонко завуалированной угрозой войны, британцы согласились на третейский суд[649].

Вскоре после этого инцидента британский премьер-министр лорд Солсбери сказал своему министру финансов, что война с США «в недалеком будущем выглядит чем-то большим, нежели умозрительная возможность». Он поручил Адмиралтейству пересмотреть соответствующим образом бюджет и предупредил, что США представляются более вероятным противником, чем франко-российский альянс[650]. Американский флот по-прежнему уступал в численности и тоннаже Королевскому, однако он быстро рос, особенно после испано-американской войны и вступления Тедди Рузвельта в должность президента. Первый лорд адмиралтейства граф Селборн описывал ситуацию, не стесняясь в выражениях: «Если американцы предпочитают платить за то, что они легко могут себе позволить, то постепенно у них появится военно-морской флот, сравнимый с нашим, а затем и превосходящий»[651].

Столкнувшись со множеством вызовов и увязнув с головой в доставлявшей немало хлопот войне в Южной Африке, Великобритания больше не могла справляться со всеми угрозами одновременно. Пускай США виделись англичанам наиболее могущественными среди крепнущих конкурентов, Германия и Россия находились намного ближе, а потому казались куда опаснее. Вдобавок в отличие от Европы, где Великобритания могла выступать посредником между соперничающими державами, в Западном полушарии у США не было соперников, которых Лондон мог бы привлечь на свою сторону в качестве союзников. Британский доминион Канада, с другой стороны, оставался уязвимым перед нападением[652].

Эти малоприятные истины определяли политику британского руководства, нацеленную на предотвращение военного конфликта с США – едва ли не любой ценой. Адмиралтейство в ту пору являлось «колыбелью» британской политики национальной безопасности. В 1904 году самый высокопоставленный морской офицер страны, первый морской лорд Фишер прямо сказал своим гражданским начальникам, что Великобритании следует «как угодно избегать такой войны», потому что, предупредил он, «ни при каких мыслимых обстоятельствах мы не сумеем уклониться от сокрушительного и унизительного поражения в схватке с Соединенными Штатами». Далее он перечислил возможные, не менее унизительные последствия такого решения: «Надо оставить Канаду в покое, и не имеет значения, каковы были причины ссоры и кто прав»[653]. Граф Селборн подвел итог:

«Я бы никогда не стал ссориться с Соединенными Штатами, будь у меня такая возможность»[654]. В духе этого умозаключения Великобритания «вычеркнула» США из своего канонического «двухдержавного стандарта», который обязывал королевство иметь столько же линейных кораблей, сколько их будет у двух ближайших соперников, взятых вместе[655].

Кроме того, сознавая, что у англичан нет возможности оспаривать американское господство в Западном полушарии, не сокращая численность морских сил, которые защищают более важные районы (включая сами Британские острова), Адмиралтейство не обращало внимания на призывы сухопутного генералитета разработать оперативные планы по обороне Канады в случае войны с Америкой. В ответ на эти призывы неизменно звучала рекомендация стараться сохранять хорошие отношения с американцами[656]. Признание Великобританией этой «неудобной реальности» ознаменовалось чередой уступок в спорах по поводу Западного полушария. В результате, как пишет историк Энн Орд, «к концу 1903 года… Великобритания согласилась на американское господство в Западном полушарии, от Венесуэлы до Аляски»[657]. Отчасти готовность британцев уступать американским требованиям вытекала из убеждения в том, что оба государства не только разделяют этническое и лингвистическое наследие, но и обладают сходной политической культурой и моделью управления. Впрочем, основной причиной уступок оставался суровый прагматизм[658].

При наличии более зловещих угроз у своих границ Великобритания имела ограниченный выбор. Но предположим, что Россия, а затем и Германия не сделались бы столь крепкими конкурентами, как произошло в реальности; повела бы себя Великобритания более жестко? Остается лишь гадать. Но ясно, что в тот момент относительный баланс сил сдвинулся столь радикально, что британские официальные лица попросту перестали рассматривать войну как средство замедлить возвышение Америки. Премьер-министр лорд Солсбери размышлял в 1902 году: «Очень печально это сознавать, но я боюсь, что Америка будет и далее стремиться вперед, и уже ничто не сможет вернуть былое равенство между нами. Вмешайся мы в войну на стороне Конфедерации, тогда нам выпала бы возможность уменьшить могущество Соединенных Штатов до разумных пропорций. Но такой шанс не дается никому дважды»