Степан уже и сам видел, что девчонке досталось. И вот эта глубокая рана через всю щеку зарастет длинным шрамом, и не быть больше девочке красавицей. Это хорошо, если нету ран пострашнее, потому что крови много, слишком много, потому что полушубочек-то не беличий, как подумалось сначала, а из заячьего меха, а рыжий от того, что весь в крови.

«Не спасем», – мелькнула в голове поганая мыслишка. Птицы Погони не простые, и раны их клювы оставляют особые. Кровят эти раны, без конца кровят. А как же человеку без крови?..

Уже не шипела, в голос выла кошка, когда Дмитрий подхватил девочку на руки. Да только они все равно не успеют, не довезут до больницы. До больницы не довезут, а до ведьмы?.. Тут как раз и недалече!

– За мной! – велел Степан и рванул прямо через подлесок, своим телом прокладывая для Дмитрия прямой путь.

Так они и бежали: впереди Степан, следом Дмитрий с девочкой, а последней кошка. Она больше не выла, понимала животинка, что хозяйке ее они зла не желают.

И ведьмин домик появился, словно из-под земли, не пришлось искать.

– Снова ты, пограничник? – старуха стояла в дверях, и филин ее недобро зыркал желтыми глазищами. – Кого на сей раз спасать?

Она уже и сама видела, кого. Девочку Дмитрий по-прежнему держал на руках, боялся опустить на землю, и рыжие кудри ее мели белый снег.

– В дом! – велела старуха и растворилась в темноте. Они и не заметили, как стемнело. – И ты, хвостатая, заходи! – послышалось из недр избушки. – Не обижу я твою хозяйку!

Степан тоже вошел, хоть его и не звали. Внутри было жарко, пахло свечным воском и травами.

– На стол клади, – командовала старуха. – И одежу с нее снимай! Мне раны нужно видеть! А ты, пограничник, – она через плечо глянула на Степана, – не боись. Твою силу я сегодня брать не стану. Такой, как она, иная сила нужна!

Бормоча, она тащила с девчонки ботиночки, не желала дожидаться, пока Дмитрий управится с полушубком и другими одежками, ощупывала ноги, подслеповато щурясь, разглядывала окровавленные запястья, а потом с удивительным проворством метнулась к печи, швырнула в кипящий котелок пригоршню каких-то трав.

– Откуда ж ты взялась-то такая? – вернулась с котелком к девчонке, сдернула со своей головы черный плат, окунула в отвар и, не дожидаясь, пока остынет, принялась стирать кровь. – А впрочем, хорошо, что такая. Другой бы ни за что не выжить, а ты крепкая. Слышишь, мальчик? – она бросила взгляд на Дмитрия. – Будет жить твоя девка. Да только былую красоту я ей не верну. Тут уж нужно выбирать: или в гробу красивой лежать, или уродиной жить.

– Она не уродина, – прорычал Дмитрий сквозь стиснутые зубы, и кошка зашипела, с ним соглашаясь. И даже филин заухал одобрительно. А старуха осклабилась в ухмылке, сказала:

– Ну, коль уж у нее такие защитнички, так шрамы ей помехой не станут. Верно я говорю, мальчик?

– Вы главное ее спасите, бабушка. – Дмитрий, тот самый Дмитрий, что верил в науку и немножко в чудеса, сейчас вдруг доверился безграмотной старухе. Впрочем, Степан тоже когда-то доверился…

– Спасу, – пообещала ведьма, а потом велела: – Уходите! Завтра утром вернетесь, а пока нечего у меня под ногами путаться!

Дмитрий принялся было протестовать, но Степан крепко схватил его за руку, потянул вон из избушки. Ему вдруг до одури, до боли захотелось оказаться рядом с Оксаной и Аленкой, обнять обеих, убедиться, что с ними все хорошо. Эх, забрать бы их всех, увезти, да только от Черной Погони нигде не скрыться. И силы такой, как здесь, у Степана на чужбине не будет, не сумеет он их защитить. Тут его корни, тут он крепко стоит на земле, и земля эта ему помогает. И Вран это тоже понимает, оттого, наверное, и держится в стороне, не трогает тех, за кого Степан не моргнув глазом ему глотку перегрызет.

Перед тем как вернуться в дом у ручья, они с Дмитрием заглянули в Горяевское. Некогда многолюдный и шумный дом нынче тонул в темноте. Свет горел лишь в нескольких окнах, да на самой вершине Врановой башни. А еще в Игнатовом кабинете. Зайти бы по старой дружбе, поговорить по душам, усовестить. Да только нет больше у Игната ни совести, ни души, с каждым днем все сильнее и сильнее становится он похож на Врана. Разве что собственной крылатой тварью еще не обзавелся.

– Доброй ночи, господа! – Из темного коридора вышел Григорий Анисимович. Высоко в руке он держал керосиновую лампу, вот только света ее недоставало, чтобы разогнать тьму.

– Доброй, Григорий Анисимович! Как оно тут? – привычно спросил Степан. – Как Оксана Сергеевна и Анастасия Васильевна? Как девочки?

– С Божьей помощью! – с готовностью доложил управляющий. – Мне довелось списаться со своим старым приятелем из Перми. Он обещался поспособствовать с гувернерами для юных леди. И новых слуг я в городе нашел. Денег пришлось пообещать столько, что самому страшно, но без прислуги в доме никак, вы же понимаете! На кухне с поварами пока управляется моя Анна Тихоновна, но я эту проблему тоже твердо намерен решить. – Управляющий говорил и увлеченно махал свободной рукой. – И еще кровь из носу нужно садовников найти. Пропадает парк. А про зимний сад я и вовсе молчу. – Он вздохнул, но тут же приободрился. – Ничего, господа, справимся! Все это непотребство творится из-за тех страшных убийств, я понимаю. Но ведь тихо уже который месяц! Если и орудовала какая-то банда, так, видать, уже ушла. И в Сосновый, я слышал, полицейское начальство из города приезжало, народ успокаивало, обещало разобраться.

Управляющий все говорил, говорил, а Степан думал, как же легко жить этому человеку! Одни только заботы у него и есть, что поместье в порядке содержать да прислугу нанимать. Верит в бандитов, когда сам живет под одной крышей с настоящим чудовищем. Но человек Григорий Анисимович хороший и порядочный, за тем, чтобы хозяйкам было хорошо и уютно, следит очень строго. И оптимизм его заражает, хочется верить, что этому дому можно вот так запросто вернуть былую жизнь.

Тем вечером они повидались и с Оксаной, и с Настеной. Спящих девочек Степан поцеловал в лоб на прощание.

– Все будет хорошо, – сказал Оксане и обнял крепко-крепко. – Скоро все закончится.

Хотелось верить, что закончится. Но еще сильнее хотелось успокоить их, самых дорогих и любимых.

– Я знаю. – Оксана обвила руками его шею. – Вы только себя берегите. И за мальчиком, за Артемием присмотрите, чтобы не наделал сгоряча дел. Я за Настю боюсь, волнуется она за него сильно. Не признается в том даже мне, но я же не слепая, все вижу. – Сказала и отвернулась, чтобы Степан не заметил ее слез.

Ничего, за каждую слезинку он с Враном рассчитается. За каждый седой волосок в золотой Оксаниной косе. Придет время!

Ночевали с Дмитрием в его лесном доме, одного парня Степан в Сосоновый не отпустил. Да тот и сам не рвался. Рвался он в лес к старой ведьме. Или не к ведьме, а к девочке этой рыжей, что пожар? Степан об том спрашивать не стал, хватало у него других забот.