По плечам Джессики было видно, что она немного расслабилась оттого, что ей не надо незамедлительно переходить к сути происшедшего.

– Расскажите мне о вашем детстве, семье и тому подобном, – подсказала ей Алекс.

Джессика кивнула и сразу же почувствовала благодарность.

Боже, какие же все-таки идиоты эти люди, подумала Торн, отключаясь от ее рассказа. И как мало надо, чтобы вызвать их на откровение…

– …каникулы я обычно проводила в Блэкпуле. Помню, однажды на берегу…

Алекс перестала ее слушать в тот момент, когда на физиономии женщины медленно расцвела улыбка. Боже, она пытается вспомнить что-то приятное… Время от времени доктор Торн кивала, призывая женщину продолжать, но при этом размышляла о разочарованиях, которые постигли ее к этой минуте.

Самым большим из них была Руфь – и не в последнюю очередь из-за того времени, которое она на нее потратила. Она не была таким подходящим экземпляром, как Барри, хотя и тот в конечном счете не выполнил того, чего ожидала от него Алекс. Но мужчина по крайней мере невольно помог в организации незапланированной встречи с Ким.

Шейн, на первых порах, был многообещающим кандидатом, но потом доказал свою нестабильность, появившись у нее в доме. Доктор Торн содрогнулась от воспоминаний. Не от того страха, который она испытала, когда юноша неожиданно появился перед ней, а от того, что не сумела предугадать такой возможности. Шейн теперь навсегда останется для нее напоминанием о том, что все «хвосты» надо подчищать незамедлительно! Алекс уже решила, что порвет с Хардвик-хаус. Время, которое она на него тратила, не соответствовало тем выгодам, которые получала. Она-то надеялась, что это заведение обеспечит ее беспрерывным потоком кандидатов, из которых она сможет выбирать самых достойных, – но она явно переоценила и количество, и качество возможных вариантов. Какое-то время доктора Торн привлекала возможность соблазнить Дэвида Хардвика – именно она заставляла ее посещать этот приют убогих и обездоленных. Однако даже эта цель перестала ее привлекать. Доктора стало утомлять то, как он разыгрывает из себя недотрогу.

Она, наверное, как-нибудь пошлет Дэвиду письмо, в котором напишет, насколько эта работа эмоционально ее истощила, и о том, что она больше не готова оказывать им услуги. А пока Алекс сделала в блокноте пометку заблокировать все телефонные номера приюта.

– …ушла из колледжа из-за перевозбудимости и приступов неожиданной паники…

Женщина говорила, не ожидая ее реакции, и Алекс с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. На лице этой пациентки было большими буквами написано, что по жизни она несчастная жертва. Торн чувствовала, что ей придется серьезно напрячься, чтобы не вышвырнуть эту даму из своего кабинета.

Неожиданно Алекс поняла, что раздражает ее в этой женщине больше всего. В ней было что-то, что напоминало доктору о Саре. Торн сделала еще одну запись в блокноте. Она уже несколько дней не проверяла сайты по продаже недвижимости. Наверняка сейчас появится новый список домов в Лланголлене. И в нем будет небольшой, но изящный коттедж с двумя спальнями, о котором, скорее всего, напишут, что это «прекрасный вариант» для немедленного приобретения.

Обычно требовалась всего пара писем, чтобы ее сестрица начинала действовать. Если этого не происходило, то у Алекс в запасе было еще несколько способов заставить Сару надеть беговые туфли.

На старт, внимание, марш, сестренка!

Хотя сейчас ее сестра была уже абсолютно предсказуема, Торн продолжала свои игры просто потому, что у нее была такая возможность, и потому, что ей доставляло удовольствие принимать какое-то участие в жизни Сары. То, что эта идиотка позволяла сгонять себя с насиженного места каждый год, было само по себе очень весело.

– …все началось через пару недель после рождения…

Тра-ля-ля, тру-ля-ля, продолжай болтать, подумала Алекс. Интересно, станет ли ей веселее, если она начнет по одному вырывать короткие светлые волоски на своей руке один за другим? Может быть, это будет не так больно?

Боже, защити меня от этой скуки! По мнению Торн, послеродовая депрессия давно уже превратилась в модную болезнь первородящих матерей, и этот диагноз теперь ставился направо и налево. Как будто периоды адаптации к новой ситуации и расстройства самих младенцев просто перестали существовать.

– …я просто чувствовала себя никому не нужной и хотела понять, откуда это взялось…

Может быть, ты просто наконец услышала правду, которую сообщило тебе твое подсознание, подумала Алекс, кивая в знак сочувствия затруднительному положению женщины.

– …чувствовала себя виноватой во всех этих отрицательных мыслях. Мне казалось, что я предаю своего мужа. Он так радовался, когда появился малыш, а я никак не могла сказать ему правду… – Женщина покачала головой, стараясь сдержать слезы. – Я начала думать, что схожу с ума…

Все, как доктор прописал, подумала доктор Торн, хотя Джессика дошла до своего нынешнего состояния быстрее, чем Алекс могла это предположить. Теперь ей придется задать Джессике несколько скучных вопросов.

– Вы задумывались когда-нибудь о самоубийстве?

Джессика поколебалась, а потом утвердительно кивнула и вытерла слезы.

– Из-за этого я тоже чувствовала вину – из-за того, что допустила мысль о том, что могу оставить их навсегда.

– А что произошло в тот день? – спросила Алекс. Она хотела, чтобы эта ничтожная женщина исчезла. Сейчас она ответит, что ребенок никак не прекращал кричать, а она схватила его слишком крепко или еще какую-нибудь подобную банальность.

– В какой? – переспросила Джессика.

Этот вопрос удивил доктора. Она полагала, что все ограничилось только одним эпизодом жестокого обращения с младенцем и что социальная служба включилась в дело с самого начала.

– В самый первый, – ответила Алекс, переключив все свое внимание на женщину. Ей вдруг стало интересно.

– Это был один из моих худших дней. Накануне я была абсолютно счастлива и чувствовала себя прекрасно, может быть, даже слишком прекрасно. Я была полна энергии и вся светилась от радости. А потом – хлоп! – и следующий день оказался самым мрачным в моей жизни. Окружающее вызывало у меня ужас. Даже звук выключившегося чайника заставлял меня стучать зубами от страха. Помню, что никак не могла вспомнить, куда поставила моющий порошок. Это было очень странное ощущение. Я пошла искать его в садовую беседку. Тут расплакался Джейми, а я никак не могла найти его спальню. Это было просто чудно́. Мы жили в этом доме уже третий год, а я не могла найти вторую спальню!

Доктор Торн отложила блокнот и подалась вперед.

– Продолжайте, – велела она, полностью захваченная рассказом.

– Я подошла к его кроватке, и он прекратил крик. Я посмотрела на него и неожиданно услышала эти голоса – сначала очень тихие, – которые велели мне ущипнуть его. Слова разобрать было трудно, но как только я их услышала, то поняла, что мне станет гораздо легче, если я возьму его кожу двумя пальцами и сдавлю ее.