Впрочем, столь замечательным прожектам суждено было остаться на бумаге. Водоворот революционных событий все глубже затягивал и учителя, и ученика. В монографии А. Галанте-Гарроне детально показан процесс быстрой радикализации в мае – июне 1789 года взглядов Ромма, прежде достаточно безразлично относившегося к политике. О воззрениях его ученика известно гораздо меньше. Логично предположить, что резкая смена обстановки, когда юноша, которого долгое время воспитывали анахоретом, вдруг оказался в гуще политических страстей, произвела на него достаточно сильное впечатление. Если еще осенью предыдущего года политика имела для него более чем второстепенное значение, то с июня 1789 года она регулярно появляется в его письмах к отцу. Так, 15 / 26 июня 1789 года Павел сообщает:

А вот Ромм в своих посланиях старшему Строганову, напротив, вообще не касается политических тем, рассказывая преимущественно об успехах своего воспитанника в учебе. Так, в письме от 16 / 27 июня он сообщает: «Ваш сын добился успехов в плавании: дважды он пересек Сену в достаточно широком месте». И даже в день парижского восстания и взятия Бастилии Ромм в письме от 3 / 14 июля, ни словом не упомянув о происходящем на улице, ограничился обсуждением исключительно вопросов учебы:

Заседание Генеральных штатов в Версале. За колоннадой видна трибуна для зрителей, завсегдатаями которой вскоре стали Ромм и его подопечный

Однако события 14 июля получили огромный резонанс не только во Франции, но и далеко за ее пределами, а потому дальнейшее умолчание Ромма о них могло вызвать недоумение старого графа. И когда Павел 9 / 20 июля известил отца о случившемся: «Вы, может быть, уже знаете о бывшем в Париже смятении, и вы, может быть, неспокойны о нас, но ничего не опасайтесь, ибо теперь все весьма мирно», гувернер от себя добавил: «Господин Граф, мы могли бы Вам писать чаще, чтобы предотвратить тревогу, которую у Вас могут вызвать сообщения газет о происходящем в Париже. Теперь же вокруг нас все в совершенном спокойствии».

14 июля 1789 года несколько сот парижан потребовали у коменданта Бастилии – расположенной внутри города средневековой крепости, к тому времени уже предназначенной на снос, – выдать им порох для формирующегося городского ополчения (Национальной гвардии). Получив отказ, они начали беспорядочно обстреливать каменные стены крепости из ружей. Через несколько часов такого «штурма» комендант, не дождавшись от своего командования ни подкреплений, ни даже весточки, сдал Бастилию осаждавшим и сразу был убит ими

С этого времени мало какое из писем уже не только Павла Строганова, но и Ромма обходилось без того или иного упоминания о событиях революции. Например, 24 июля / 4 августа Попо рассказывает о посещении с наставником разгромленной народом Бастилии. Сам Ромм в тот же день направляет А.С. Строганову письмо с объяснением причин их задержки в Париже:

Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Лафайет (1757–1834) еще в юности стал героем Американской революции, в зрелые годы – один из ведущих деятелей первого этапа Французской революции, а уже на закате жизни сыграл видную роль в Июльской революции 1830 года

Утверждая последнее, Ромм мог сравнивать положение в столице с ситуацией в его родной Нижней Оверни, охваченной в те дни, как, впрочем, и многие другие французские провинции, «великим страхом». Дюбрёль сообщал Ромму, что провинция взбудоражена слухами о появившихся неизвестно откуда таинственных разбойничьих шайках, одно известие о приближении которых вызывает страшную панику.

Между тем «политическое образование» Ромма и Строганова продолжалось, поглощая практически все их время. Другие занятия оказались заброшены. Поездки в Версаль стали практически ежедневными, а с 11 августа Ромм даже снял там квартиру, которую они с Павлом покинут лишь в октябре, с переездом Национального собрания в Париж. В послании Дюбрёлю от 8 сентября Ромм так описывал освоение нового и для учителя, и для ученика «предмета»:

В какой степени эти «уроки» были усвоены Павлом Строгановым? Прежде всего надо отметить, что политика действительно стала наиболее подробно освещаемой в его корреспонденции темой. Любопытно, что особое внимание он уделял продовольственному вопросу, считая основной причиной народных волнений недостаток хлеба. Едва ли не в каждом письме он так или иначе касался этой темы, сообщая, как обстоят дела со снабжением населения продовольствием: 9 / 20 сентября 1789 г. – «Здесь жатва хотя и была хороша, однако же весьма трудно достать хлеба и не знают к чему сие приписать; говорят, что много вывозят для императора (хотя вывоз весьма строго запрещен)»; 23 сентября / 4 октября – «Здесь все весьма тихо, хлеб не редок как был прежде и так народ не бунтуется». Любопытно, что уже на следующий день, после того как это было написано, в Париже начались волнения, вылившиеся в поход плебса на Версаль. Впрочем, и в дальнейшем продовольственная проблема постоянно находила отражение в письмах Павла: 11 / 22 ноября 1789 года – «все мирно теперь в Париже, и хлеб не редок»; 2 / 13 декабря – «Здесь все мирно, и уверяют, что меры взятыя снабдили Париж хлебом на целую зиму». Письмо от 17/28 декабря 1789 года также показывает, что перспективу гражданского умиротворения во Франции Павел Строганов связывал именно с благоприятным урожаем грядущего года. В небольшой приписке к этому посланию Ромм добавляет: «…мы можем лишь повторить, что порядок и безопасность укрепляются с каждым днем, что все идет к установлению мира и что мы здесь пользуемся всеми благоприятными возможностями, которые нам предоставляются в данных обстоятельствах». Любопытно, что двумя неделями позже младший Строганов почти дословно повторит то же самое: «Я не имею ничего другого вам сказать, как только, что здесь все спокойно и в мире».