Однажды Киш проснулся от близких голосов.

«Слышал, Фарид? – звучало, как из пурги, размывалось, потом гремело. – Американские геологи опять обнаружили над залежами исконной американской нефти какую-то коварную арабскую страну».

Оказывается, уснул на строительной площадке.

Снег истоптан, черные пятна. Отсветы газовых факелов.

Кто-то наклонился с машины, забуксовавшей в сугробе, крикнул:

«Борисов, ты что там делаешь?»

Другой крикнул: «Ты где был?»

Еще кто-то изумился: «Это же Айя! Смотрите, Айя?»

Еще кто-то заорал: «Кончай базарить. Где Татарин? Цемент куда направлять?»

Киш потрогал рукой пространство. Раньше рука рядом ничего не встречала, только снег встречала. А сейчас встретила грудь Айи. Отдернул, как обжегся. Девушка счастливо засмеялась, отмахиваясь от кричавших:

«Здесь, здесь мы!»

«Ты, правда, здесь?»

«Влад, хватит обниматься», – глаза Айи смеялись.

Гремела музыка. Снег перестал идти, в нежном сумраке скрещивались лучи прожекторов, вырывали из белой снежной замяти ажурное решетчатое сооружение.

Киш мучительно соображал. А Айя стонала от нетерпения: «Влад! Ну, вспомнил?»

Сердце разрывалось от родного голоса.

«Не знаю… Наверное…» – «Вездеход вспомнил?» – «На гусеничном ходу?»

«Ох! Значит, вспомнил! – Айя густо покраснела. – Ты тогда сломался в тундре и вызвал грузовой вертолет. Помнишь? Ты кивай, когда помнишь, ладно? Мы прилетели, нашли тебя, попробовали поднять. Вертолет вроде тянет, но тяжело, на пределе. Помнишь, Влад? Пилот еще крикнул: «Влад, ты разуйся! Сними эти чертовы гусеницы, и всё получится». Так и сделали, разули вездеход. Сделали круг над тундрой, зацепили – всё равно тяжело идет. Но поднялись. Полетели. Всего-то там километров сто, а тяжело летели. Наконец, поставили вездеход на точку, пилот говорит: «Ну, хватит сил на еще один рейс?» Ты спрашиваешь: «А зачем?» Пилот говорит: «За гусеницами». А ты говоришь: «Да мы же их с напарником в вездеход положили».

«Кажется, помню…»

Голова болела. В глазах рябило.

Видел расплывчатую решетчатую ферму, праздничную толпу в грязных одеждах.

Несло выхлопами и мазутом.

«Эй, что за ящик?»

Кто-то откинул крышку.

Вырвалось облачко гамул, никто их не увидел, кроме Айи и Киша.

Толпа сгрудилась вокруг ажурной решетчатой вышки; Киш морщился, но головная боль уходила. Айя к нему прижалась: «Это Столб?»

А в стороне кто-то крикнул: «Опять мыши!»

Грохнул карабин.

Потом второй раз.

В свете прожектора мелькнула серая спинка.

Кто-то крикнул: «Влад, а мы тут неподалеку налима в озере засекли, величиной с тебя. Полетишь с нами его глушить?»

И в это время ударил фонтан.

Черной дугой фонтан встал над замершими людьми.

Рассыпающееся облако нефти сразу снесло в сторону, но фонтан тут же распрямился. Жирная девонская нефть била в низкое полярное небо. «Отбейте телеграмму академику Трофимуку!»

«Ой, там опять мыши!»

«Это Икики сбежал», – шепнула Айя.

На мгновение в памяти Киша промелькнула Большая нора. Бригадный комиссар важно приходит в зал для игры в ау-ау, а мышонок Икики ворует у игроков сухие горошины; дочь Учителя вяжет носки, хранитель Аппу пытается похлопать Киша холодной костлявой лапкой по голому потному животу…

«Мы дома, Киш, дома!»

Киш с тоской осмотрелся.

Айя перехватила его взгляд, потянула за руку.

Шли, обнявшись. Оглядывались. Красный червь вздрагивал, зарываясь в землю, ревущий черный выхлоп Красного червя отравлял воздух. Гремела музыка, бил жирный фонтан, переливаясь при свете газовых факелов чудесными спектральными бликами.

Айя попой толкнула заиндевелую тяжелую дверь. Обняла Киша в темноте.

Он нащупал руками широкие нары, на них – спальный мешок, на ощупь грязный.

«Милый». Он ответил на поцелуй. Из-за тонкой перегородки доносилось звяканье стеклянной посуды, голос невидимого соседа. «Лешку как вырезали из балка, помнишь? Железный балок, Лешка пять суток из него не выходил, а мог пить еще трое. Болгаркой срезали замки. Пить пей, но механиков у нас всегда не хватает, механики нам нужны даже пьющие. Режут болгаркой, а Лешка не дурак. С одной стороны режут болгаркой, а он с другой – электросваркой заваривает. Упирался, пока не отключили электроэнергию…»

«Уйдем отсюда».

Сквозь музыку, гам, звон бутылок, хлопки шампанского, колеблющийся свет газовых факелов, сквозь огненные, перекрещивающиеся лучи, вышли в снежную тундру.

«Звери будут подсматривать».

«Я же сейчас одетая».

Засмеялись.

Обнял со стоном.

Руки сами находили то, о чем, казалось, давно забыли.

Упали в мягкий снег, белый, не закопченный. Издали бормотал металлический голос: «…город счастья… природа сокрушена… новый выход в будущее…»

«Киш…»

«Айя…»

Легли вместе.

«Ты теперь не исчезнешь?»

«Нет, Влад. Теперь никогда».

Ледяные звезды. Ночная тундра. Уснули прямо в снегу.

Прилетел гамул – совсем небольшой. Посмотрел на спящих, радостно пискнул: «Аффтора! Аффтора!» Бесшумно распахнулось окно небесного свода. Из северного сияния, как из-за раздвинутых кулис, выглянули настоящий профессор и практикующий доцент. Строго погрозили.

Гамул задергался, заробел.

И тут над миром опять грохнуло.

В свете колеблющихся факелов встал над белыми снегами новый черный Столб – еще выше, еще жирнее прежнего. Донеслись рукоплескания, счастливый визг, праздничные голоса.

Счастливая Айя прижалась к Кишу.

Он на всякий случай спросил: «Ты здесь?»

Такая маленькая, нежная, черная коса в узелках.

Приложила пальчик к губам: «Молчи… Я здесь… Не хочу в город счастья…»

Красота уравнений важнее, чем их соответствие экспериментальным данным.

Поль Дирак

альфа

Вероника Стрешнева (28 лет, ксенопсихолог)

Бортовое время 11.00

Результаты тестирования:

(файл вырезан)