А началось это в ночь на 18 октября. Прочитав в прибавлении к «Правительственному вестнику» манифест, П. Н. Дурново около 12 часов ночи позвонил А. Г. Булыгину. Министр «уже легли почивать». П. Н. Дурново потребовал, чтобы его разбудили, и спросил, посылаются ли губернаторам телеграммы о манифесте и текст манифеста, так как в виду продолжающейся почтовой забастовки «Правительственный вестник» не мог быть доставлен на места. А. Г. Булыгин стал сноситься с Д. Ф. Треповым и С. Ю. Витте[386]. «Наконец, все было поручено Дурново». Он поехал на главный телеграф и организовал рассылку телеграмм губернаторам и градоначальникам. С 18 октября, свидетельствует Д. Н. Любимов, П. Н. Дурново «стал проявлять особую деятельность по министерству, в которую влагал много энергии. Он вызывал к себе директоров департаментов, делал распоряжения по всем департаментам . В начале распоряжения делались “по указанию министра”, а затем “за министра” . Витте по всем делам ведомства внутренних дел обращался исключительно к Дурново»[387].

Таким образом, назначение П. Н. Дурново 30 октября управляющим МВД было результатом резко обострившейся революционной обстановки и его личных усилий, вопреки желаниям Николая II и, по-видимому, С. Ю. Витте.

До 30 октября П. Н. Дурново, чувствуя себя калифом на час, а «отчасти, быть может, и нарочно, – подозревает В. И. Гурко, – дабы вернее принудить совершенно растерявшегося к тому времени Витте настоять перед государем на его назначении на министерский пост, никаких планомерных действий к водворению порядка не предпринимал»[388]. Как только назначение состоялось, так П. Н. Дурново «тотчас смело, решительно и толково принялся за подавление революции»[389].

Положение в стране

Как глава МВД П. Н. Дурново начинал в крайне неблагоприятных обстоятельствах. Во-первых, почти неподвластная правительству обстановка в стране: стачка почтово-телеграфных служащих, всеобщие политические стачки в Петербурге, Ростове-на-Дону, Харькове, Риге, забастовка в Донбассе; бунты и восстания воинских частей (в Кронштадте, Владивостоке, Свеаборге, Ташкенте, Ашхабаде, Баку, Севастополе, Батуме); беспорядки запасных в Иркутске и Чите; революционные эксцессы в провинции (многолюдные манифестации – в Оренбурге и Перми во главе с захваченными губернаторами Цехановецким и Наумовым, захваты тюрем, освобождение арестованных, требования передать полицейскую власть милиции); крестьянские волнения в Московской, Тверской, Нижегородской, Курской, Тамбовской, Воронежской, Самарской, Саратовской, Киевской, Харьковской, Черниговской, Екатеринославской, Минской, Пензенской и других губерниях, на Дону, в Прибалтике, Закавказье – крестьяне жгут и грабят помещичьи усадьбы, захватывают скот и хлеб, рубят леса и фруктовые деревья, отказываются платить подати, исполнять повинности, возникают крестьянские комитеты; в Петербурге с 14 октября действует Совет рабочих депутатов (обращается непосредственно к председателю Совета министров, уведомляет градоначальника о незаконных действиях полиции, учреждает в рабочих районах милицию, проводит почтово-телеграфную забастовку, организует помощь забастовщикам через городскую думу, открыто собирает деньги на вооруженное восстание), возникают Советы рабочих депутатов в Москве, Твери, Луганске, Саратове, Самаре, Екатеринославе, Ростове-на-Дону, Киеве, Одессе, Николаеве, Новороссийске, Красноярске, Чите и других городах; сепаратистское движение в Прибалтике (латышские вооруженные отряды), Царстве Польском (стачки, уличные беспорядки, убийства чинов полиции и земской стражи); в Россию возвращаются политические эмигранты, выпущены из тюрем почти все политические, идет открытая продажа нелегальных изданий, возникают революционные издания в России, издаются легальные революционные газеты, хлынула волна революционных плакатов, листков, брошюр, сатирических журналов, высмеивающих всех и вся; появляются признаки проникновения разложения в армию; повальные грабежи (лавок, касс, имений, почты) и нарастающий ком убийств представителей власти; 2 ноября Петербургский совет рабочих депутатов объявляет всеобщую забастовку: столица без света, телефона, газет, трамваев, хлеба; бастуют рабочие, парикмахеры, прислуга ресторанов и гостиниц, разносчики газет, приказчики магазинов; в учебных заведениях – митинги[390].

Во-вторых, «правительство бездействовало», оно «совершенно утратило сознание своей силы и настоятельной необходимости при помощи оставшегося ему верным войска восстановить порядок. Оно все еще по-прежнему продолжало надеяться на примирение с общественностью»[391]. Оно «явно потеряло государственный курс, и власть у всех на глазах выпадала из его рук», – свидетельствует Д. Н. Любимов[392]. «Растерянность власти, которая имела место еще перед 17 октября и дошла до небывалых размеров после этой исторической даты. Ведь это было нечто прямо невообразимое, никто из властей предержащих не разбирался в происходящем и никто не знал, что ему делать», – подтверждает И. И. Толстой[393]. Жандармы перестали работать: «Общая растерянность, разноречивые толкования и непонимание направления правительственной политики привели в конце концов к тому, что наше жандармское управление мало по малу прекратило всякую деятельность. Находившиеся в производстве дознания оказались за амнистией ненужными, новых не возникало, хаос был всеобщий. Нашлись офицеры в нашем управлении, которые попросту уничтожили свои дознания. Мы собирались, обсуждали слухи и… ничего не делали!»[394] «Прежде всех забастовало само Самодержавие, устранив от себя должные репрессии, т. е. практическое обуздание начавшегося буйства и убийства высоко поставленных лиц», – справедливо заметил И. Е. Забелин[395]. Более того, началось разложение власти: «Правительственные чиновники стали высказывать свое несогласие с мнением начальства, а суды стремились выказать свою независимость, присуждая лиц, замешанных в освободительном движении, к самым легким наказаниям, а то и вовсе их оправдывая. Полиция усмотрела в происходивших событиях основание для усиления взяточничества»[396].