Австрийские дипломаты благодарили адмирала за участие, принимаемое им в трудном их положении. Однако ж, хотя и прибыл 13 августа от посла графа Разумовского курьер с депешей министра морских сил, в коей содержалось подтверждение воли государя относительно сдачи Боко ди Катаро австрийцам; но как депеша сия была отправлена до получения донесения о заключении Убрием мира, то адмирал отвечал им, что решился ожидать новых повелений императора и прежде получения оных Катаро не будет сдана ни французам, ни австрийцам.

Митрополит, известный своей тонкостью в политических делах, представлял в сие время, хотя и стороной, немаловажную особу; и не допустил обмануть себя, ни ласкательством, ни щедрыми обещаниями. Французы, кроме гласных переговоров, употребляли все тайные способы. Митрополит нужен им был как для удержания в повиновении бокезцев, так и для будущих их видов на Герцеговину и Албанию, где он по духовному своему сану имел великую власть. Митрополит хитро узнал о намерении французского правительства, открыл глаза соседственным пашам, что значительные подарки, данные от французов скутарскому и требинскому пашам, не послужили ни к чему. Лишь только адмирал возгласил к жителям Герцеговины, депутаты их явились с предложением услуг, а паши, подобно Али паше Албанскому, остались добрыми нам приятелями и ничего, по внушению французов, ко вреду нашему не предпринимали.

По отъезде Лористона австрийские полномочные снова подали несколько нот, просили, убеждали, настоятельно требовали, снова потеряли границу умеренности и позволили себе неприличные выражения; адмирал нашел благоразумным не входить с ними ни в какие дальние пояснения. Наконец 26 августа фельдъегерь привез высочайшее повеление от 31 июля о всемерном продолжении военных действий и, если Катаро сдана, взять и занять все прежние позиции, какие до мира, подписанные Убрием, но не утвержденного императором[54], флот и армия наши имели. Должно себе представить, сколько обрадован был адмирал таким повелением, которое оправдывало его осторожность и все распоряжения, предпринятые им по собственному усмотрению. Дабы иметь время собрать нерегулярные войска, адмирал, пригласив митрополита и всех частных начальников, объявил им волю государя и на другой же день часть флота и все корсары отправились в море, имея повеления в отдаленных местах от Рагузы брать неприятельские суда.

Таким образом, усиленное троекратное приглашение Убри, лестные убеждения Евгения, вице-короля Итальянского, настояния Лористона, Беллегарда и л’Эпина не поколебали твердости Сенявина и доказывали притом, коликую важность Бонапарте приписывал удалению нас от Далмации и занятию войсками его Катаро. Цель его при заключении мира, конечно, была только та, чтобы обмануть бдительность Сенявина, занять Катаро и усилить прочие пункты, приближающие его к Герцеговине и Албании, а потом, наводнив Далмацию войсками, открыть явно свои виды на владения Порты, завладеть оными, либо заставить державу сию содействовать ему в злобе его против России; но осторожное и благоразумное поведение адмирала поставило непреодолимую препону всем его замыслам. Старание французов разгласить скорее о мире, заключенном между Россией и Францией, в другой стороне доставило им великую пользу. Неаполитанский двор почитал себя совершенно оставленным Россией и англичане, думая то же, оставили Калабрию мщению французов, и мир сей для несчастных калабрийцев имел действия весьма противные тем, которые Сенявин умел отклонить от бокезцев. Наполеон, узнав о нападении на его войска, как сие видно будет, негодовал, гневался и ложь «Монитера», изобличая его неудачу, каковую он не привык переносить, служила Сенявину наилучшей похвалой и наградой. Напрасно наемные журналисты старались всех уверить, что Катаро взята, о чем в Венеции в театре при барабанном бое объявили, напротив того, скоро везде узнали, что Сенявин, не дав обмануть себя переговорами, разбил славных его генералов и остался спокойным обладателем провинции Катарской.

Журнал военных действий от 2 по 25 сентября

По заключении мира еще с половины августа месяца французы начали строить батареи при самом входе в залив Катарский на мысе Остро. По получении же повеления о продолжении военных действий, адмирал, желая собрать более нерегулярных войск и сделать нужные приуготовления втайне, дожидал, когда батареи будут кончены, дабы, взяв готовые, не иметь труда строить их своих людьми. Французские генералы, несмотря на мир, без помешательства продолжая укреплять вход в Катаро, осмелились весьма близко приблизить передовые посты свои к нашей границе; посему адмирал просил генерала Мармонта, чтобы он ввел войска свои в ту позицию, в коей они находились при первом получении известия о мире, именно 2 августа, как вначале условлено было; в случае же отказа, так сказано в письме Сенявина, я принужден буду употребить другие меры. Мармонт, чего точно и желал Сенявин, отвечал колко, и в ответе своем, между прочим, сказал, что он такого характера, что никто не может устрашить его и потому войска его не отступят ни на шаг. На другой день тезоименитства государя императора, который провели в радости и веселии, весь флот, кроме адмиральского корабля, вышел из залива и о начатии военных действий было объявлено. Контр-адмиралу Сорокину с 4 кораблями и фрегатом поручено блокировать порты Рагузы. «Венусу» достался пост от Будуа до Молонты.

В то же время 2 сентября отряды нерегулярных войск под начальством графа Воиновича и Вуко Юро напали на французскую колонну и прогнали ее с большим уроном от границы. Мармонт, удивленный таким нападением, переменил прежний свой тон и в другом письме своем к Сенявину объявил, что он решился оставить укрепления и желает отступить в позицию 2 августа; но уже было поздно, неприятельские действия были начаты. 7 сентября корабль «Петр» и фрегат «Венус» сбили на низменности мыса Остро 10-пушечную батарею и с сего дня по 13-е число корабль, стоя на якоре, у оконечности мыса, фрегат под парусами, а канонерские лодки от стороны залива, беспрестанно беспокоили неприятеля ядрами и картечами, мешали ему в продолжении работ и убили у него много людей.

9 сентября капитан Белли, стоявший в Рагузском заливе, на двух требаках взял в плен 17 штаб и обер-офицеров, 46 рядовых и довольное число военной амуниции и шанцевых инструментов. 12 сентября «Венус» не допустил другие два неприятельские судна, шедшие с провизией к мысу Остро, и прогнал их в порт Молонты, куда с 3 гребными вооруженными судами послан был офицер взять оные. Но как стояли они на мели, то после сильной перестрелки с французскими стрелками, разбив оные ядрами, офицер, без потери, отступил.

13 сентября, когда собралось довольное число приморцев и черногорцев под предводительством митрополита, регулярные наши войска выступили из Кастель-Ново, и как в то же время батареи на Остро решительно были атакованы кораблями, то лишь войска показались на вид, французы поспешно оставили все укрепления и сомкнулись от Дебелого брега (урочище в 12 верстах от Кастель-Ново) до порта Молонта, а ввечеру того же дня по кратком сопротивлении, оставили ретраншамент, в сем порте вновь сделанный. В обоих укреплениях взято 38 орудий, в том числе 5 мортир, и по числу оных достаточное число снарядов; в порте же Молонта взято 10 судов с провизией.