— Значит, вы перерезали этому бедняге горло только ради того, чтобы пузырьки в его вине остались неодинаковыми?

Улыбка Тивари растянулась во все лицо.

— Значит, вы не такой уж полный варвар, мистер Найт. Вы кое-что смыслите в пузырьках. Однако на самом деле главное — это вкус. Для того чтобы найти нужный ингредиент или необходимое количество такового… некоторые люди не остановятся ни перед чем.

— По-видимому.

— Но только не я. Не люди из «Демье».

— Значит, «Таттинже».

— Вы говорите ерунду! — Тивари небрежно, в духе истинных галлов, махнул рукой.

— Потому что все вы честные, порядочные граждане, хотя ваши вооруженные люди меня схватили, избили и заключили в тюрьму.

— Некоторые меры предосторожности просто необходимы, — пожал плечами Тивари. — Мы не работаем на залитых светом улицах, которые патрулирует полиция. Нам приходится трудиться глубоко под землей, в темных подвалах, вырубленных в камне. Здесь правила несколько другие. Нам нужно оберегать свое дело. Мы любим его, живем им. Все же это не превращает нас в чудовищ.

— Насколько я понимаю, вы можете доказать свою правоту.

— Нет. Как мне известно, вы обнаружили тело этого американца, когда вас преследовали мои рабочие. Они делали это на совершенно законных основаниях. Кстати, его звали Грешэм. Майлз Грешэм. Полиции известно об этой несчастной жертве, но не о вас. Если рассказать, что в тот момент, когда был убит этот Грешэм, мы преследовали еще одного американца!.. Это выставит все в довольно неприглядном свете, вы не находите?

— Не сомневаюсь в этом, — подтвердил Томас. — Но полиция все равно узнает о том, что я был здесь.

— Вероятно, — согласился Тивари. — В свое время. Но тогда она уже будет идти по следу убийцы, и ваша причастность к случившемуся станет несущественным фактором. Но вы, похоже, продолжаете утверждать, что я или те, кто у меня работает, убили этого человека, да и вам самому якобы тоже угрожает опасность. Ничто не может быть настолько далеко от истины.

— Но вы сами только что объяснили, почему могли желать смерти Грешэму.

— Нет. Я растолковал, почему мы не желаем, чтобы какой-либо конкурент-винодел рыскал по нашим подвалам. Я правильно употребил это слово? «Рыскал», да? Однако этот Грешэм не был виноделом.

— Он мне сказал, что занимается именно этим, — заявил Томас, сам удивляясь своему упорству.

— Да, — согласился Тивари. — Очень любопытно, вы не находите? Он притворялся, изображая то, что привлекало максимальное внимание. Но если верить полиции, Грешэм не был виноделом и даже виноторговцем.

— Значит, его убили по ошибке?

— Я так не думаю, — сказал Тивари, на лице которого появилась задумчивая полуулыбка, словно он дегустировал интригующий сорт вина. — Полагаю, Грешэма убили за то, кем он являлся на самом деле, а не за то, кем он себя выставлял.

— Кем же он был?

— Полиция говорит, что Грешэм действительно из Калифорнии, но он не имел никакого отношения к винодельческой индустрии и занимался совершенно другим делом, по части которого Калифорнии нет равных во всем мире.

— Кино, — пробормотал Томас. — Он был кинопродюсером.

— Précisément,[34]— подтвердил Тивари.

Блэкстоун рассказала кому-то из киношников о «Плодотворных усилиях любви». Так сказал Эсколм. Она искала, как максимально заработать на найденной пьесе, и кино, очевидно, показалось ей самым верным способом, даже несмотря на относительную неудачу экранизации «Бесплодных усилий любви» режиссером Кеннетом Брана. Эта работа единогласно считалась худшей в его карьере. Но новый фильм по старой пьесе — это одно, а первый по только что обнаруженной — совершенно другое. Ему по определению гарантированы рекордные сборы.

Значит, Блэкстоун говорила с Грешэмом. Вероятно, она раскрыла ему что-то о происхождении оригинала рукописи в качестве доказательства ее подлинности. Потому американец и приехал сюда, чтобы убедиться во всем самому. По собственному желанию? Потому что в киностудии захотели получить доказательства того, что пьеса подлинная, прежде чем вложить деньги в съемку еще одного фильма по Шекспиру? Возможно. Томас сомневался, что в Голливуде есть специалисты по английской литературе, способные с большой долей вероятности определить, принадлежит тот или иной текст перу гения, исключительно по одной переписанной от руки копии. Очевидно, того, что показала Грешэму Блэкстоун, оказалось недостаточно. Он искал оригинал.

— Угощайтесь, — сказал Тивари, предлагая Томасу бокал с бледно-золотистым шампанским.

— Если честно, я не особый любитель.

— Пожалуйста, попробуйте, — настаивал Тивари.

Пожав плечами, Найт взял бокал и пригубил вино. Оно оказалось сухим и пьянящим, бурлящим искрами радости и праздника.

— Как?.. — широко улыбаясь, спросил Тивари, внимательно наблюдая за Томасом.

Сделав глоток, тот не удержался и улыбнулся в ответ.

— Неплохо.

Издав кашляющий смешок, Тивари торжествующе покачал указательным пальцем и произнес таким тоном, будто Найт сделал ему уступку в каком-то важном споре:

— Вот и отлично. А теперь вернемся к этому Грешэму. Он не был первым, кто бродил по моим подвалам с неблаговидными целями. Но до него никто здесь не умирал. Большинство соглядатаев приходили из других домов, которые мы знаем. Они, как правило, были не настолько грубыми и неуклюжими, чтобы вот так открыто разгуливать по подвалам. Об этом Грешэме, а также о вас меня предупредили мои коллеги из «Таттинже» в Реймсе, потому что я ждал появления таких людей. За последние месяцы их было уже несколько. Вот я и задаюсь вопросом: что они все ищут? Похоже, вы это знаете, мистер Найт, поскольку сами ищете то же самое. Я прав?

Томас задумался над его словами, но ничего не сказал.

— Пожалуйста, пройдемте со мной.

Походка пожилого француза была напряженной, шаги короткими. Он ступал важно, как петух, однако при всем том двигался быстро. Найт, в физическом плане полная его противоположность, вынужден был чуть ли не бежать, чтобы поспевать за ним, громко топая в этой изящно обставленной комнате, словно слон в посудной лавке.

Они покинули комнату и прошли назад тем же путем, каким Томас сюда попал, мимо лифта к двустворчатым дверям в противоположном конце холла. Тивари повернул в замке крошечный бронзовый ключ, который достал из жилетного кармашка, и вошел внутрь. Подождав Томаса, он закрыл дверь и запер ее.

Эта комната представляла собой зеркальный образ той, откуда они вышли, но только господствующим цветом здесь был не голубой, а красный, обстановка в меньшей степени была предназначена для солнечного, элегантного отдыха. Помещение выглядело более сумрачным, обжитым, письменные столы были завалены бумагами и разными вещами. На стенах висели картины, опять портреты, а книжные шкафы и бюро оказались заставлены фотографиями в рамках, в основном черно-белыми, многие из которых пожелтели от времени. Томас принялся вежливо их изучать, а Тивари, повернувшись к нему спиной, занялся кодовым замком сейфа.