Дон Юлий остается незаживающей раной в сердце его величества, и я полагаю, что именно этим во многом объясняется его меланхолия. Слава Богу, что этого безумца убрали в Чески-Крумлов!

В завершение прошу тебя еще раз: держись подальше от дона Юлия. Не забывай, с кем имеешь дело и какую опасность он представляет. Отойди в сторону, и пусть врачи занимаются своим кровопусканием.

И, пожалуйста, расскажи мне про ту книгу, о которой он говорит. Уверен, это должна быть Книга Чудес.

Желаю тебе доброго здоровья и защиты Божьей.

Якоб

Больше всего на свете Маркета хотела бы сказать Якобу, что лечением дона Юлия занимается она, и только она одна. Отойди в сторону, как же! Ей пришлось бороться с собственной гордостью, загонять ее вглубь, как непослушного щенка, вертящегося под ногами, тявкающего и требующего внимания.

Дочь цирюльника знала, что должна молчать – ведь если король услышит, что лечением его любимого сына занимается девушка, да еще обычная банщица, он придет в ярость. Отца, доктора Мингониуса и, возможно, ее саму могут бросить в темницы града.

А ей хотелось бы повидать в Праге не только тюремные стены.

И все же, сидя в доме Аннабеллы и сочиняя ответ Якобу, Маркета не отказала себе в маленькой радости. Обмакнув перо в чернила, она поджала губы и довольно улыбнулась.

Мой дорогой доктор Хорчицкий!

Я обдумала ваши слова насчет того, что врачу полагается быть объективным и не принимать во внимание душу пациента. Потому позвольте мне подробно описать его физическое состояние, а также истинную суть вопроса.

Дон Юлий сильно похудел. Точнее сказать трудно. Внешне он изменился совершенно. Кожа его потемнела в результате занятий охотой и пребывания на свежем воздухе. Взгляд фокусируется – иногда с отчаянием – преимущественно на мне. Глаза чистые и красивые, как драгоценные камни.

Дыхание… но тут у вас зачеркнуто! И все же вы, может быть, обрадуетесь, узнав, что дыхание его приятное и здоровое, как у младенца. Да, я могу это сказать, поскольку мне случалось находиться достаточно близко от него. Но он при этом связан, и за ним наблюдает стража.

Он клянется мне в любви. Хочет, чтобы я вышла за него замуж и вернулась с ним в Прагу как его жена.

Я сообщаю вам эти мои наблюдения совершенно объективно, без всяких прикрас и какого-либо сочувствия в отношении пациента. Просто излагаю факты, как они есть.

Полагаюсь на ваше обещание сохранять в тайне нашу переписку. Не сообщайте королю о чувствах пациента ко мне, иначе под угрозой окажется безопасность как моя, так и моего отца и доктора Мингониуса.

Ваша помощница в служении нашему благосклонному королю, с пожеланием доброго здоровья,

Маркета Пихлерова

Читая и перечитывая это письмо, Якоб так стиснул пергамент, что на его мягких краях остались вмятины от пальцев.

– Она в большой опасности! – пробормотал он и уже собрался было отпустить посыльного, но в последний момент передумал. – Как вам показалась девушка? Она в добром здравии? – поинтересовался он.

– Хорошенькая. Как всегда, – ответил курьер. – И ручки у девушки просто ангельские. Никто не умеет так размять узлы на спине, как слечна Маркета.

Хорчицкий даже моргнул от удивления. Ему и в голову не приходило, что собеседник может быть столь близко знаком с его осведомительницей.

– Нет, господин, только узлы, – поспешил внести ясность посыльный, поняв, что выразился несколько двусмысленно. – Она поправила мне спину. Да ее мать побила бы меня палкой, если б я позволил себе лишнее!

Он неловко переступил с ноги на ногу, заметив грозный блеск в глазах доктора, и, подумав, добавил:

– Пани Пихлерова хвастает, что невинность ее дочери дорого стоит. Вот и присматривает за клиентами, чтобы не отведали товар раньше времени.

Якоб сердито повернулся к посыльному спиной и занялся рассаживанием королевских орхидей.

Отправившись на рынок, Катарина прикупила необходимые семейству Млынаров мясо, корнеплоды и овощи для супов и тушеных блюд. В силу ее необычайной красоты торговаться с продавцами с Широкой улицы у нее получалось лучше, чем у матери. Отец, пусть и неохотно, но все же позволял дочери покинуть мельницу, так как те деньги, что ей удавалось сэкономить, лишними для семьи не были.

Однако Катарина ходила за покупками столь охотно отнюдь не потому, что ей нравилось торговаться с продавцами. Она делала это, поскольку на переполненном утреннем рынке у нее появлялась возможность перехватить взгляд Дамека, сына кузнеца.

При ее появлении на большой Широкой улице по рядам рыночных торговцев, у которых было не так уж и много радостей на дню, неизбежно прокатывалась волна возбуждения.

– А вот и хорошенькая дочка мельника, – говорил зеленщик своему племяннику, который, весь в поту, снимал с телеги тяжелые ящики с капустой. – До чего же приятно оторвать усталые глаза от замерзшей грязи и увидеть, что к тебе приближается такая красавица!

Очарованный торговец давал Катарине лучшую цену, извлекая для нее из закромов не тронутые червями продукты, а затем улыбался довольной улыбкой, когда ее изящные пальчики невзначай касались его ладони при передаче самой пустячной суммы за приобретенные овощи и корнеплоды.

То же повторялось и в мясной лавке, хотя сварливая жена мясника придирчиво следила за тем, чтобы муж не лишился выручки из-за одного лишь подмигивания какой-то девицы. Тем не менее и из этой лавки Катарина уходила с самой нежной вырезкой, а пану мяснику всегда удавалось украдкой сунуть ей пару колбасок или тайком наполнить ее глиняный кувшин свежим лярдом, когда супруга случайно отворачивалась.

Пану Млынару не нравилось отпускать дочь одну в эти походы на рынок. Прежде он посылал с ней Иржи, своего младшего сына, и тот, следуя за сестрой словно приклеенный, по настоянию отца следил за тем, чтобы к Катарине ни в коем случае не приближался сын кузнеца. Однако теперь Иржи прислуживал в замке и не мог ее сопровождать.

В один из таких дней на оживленной рыночной улице Катарина почувствовала, как чья-то рука нежно легла ей на локоть. Обернувшись, она увидела перед собой симпатичное лицо Дамека, чьи карие глаза светились любовью.

– Встретимся за пивоварней, – шепнул он. – Я должен тебя увидеть!

Губы девушки промолвили «нет», но в глазах юноши стояло такое желание!.. Внезапно смутившись от его немигающего взгляда, она потупила взор, а когда наконец осмелилась поднять голову, он уже исчез в толпе.

Катарине предстояло сделать еще немало покупок, поэтому она не знала, сможет ли увидеться с Дамеком и вовремя вернуться домой, чтобы приготовить обед. Яркое зимнее солнце уже согревало ей спину, и она знала, что отец и другие братья и сейчас не отказались бы от супа и краюхи свежего хлеба.