– Ты прав. Только умершие меня интересовать перестали, поэтому…

Борисов не успел закончить фразу, как чутье подсказало ему: про этот пожар следует разузнать подробнее. Профессия вырабатывает у человека особого рода проницательность, когда его внимание необъяснимым образом течет в нужном направлении.

– Да я не про немку говорю, – понизил голос осведомитель. – Судя по показаниям соседей, у нее были компаньонка и сторож. После пожара оба исчезли. Может, сбежали со страху, а может, прихватили хозяйкино добро под шумок и скрылись.

– Компаньонка?

– Женщина, которая помогала потерпевшей по дому и скрашивала ее одиночество.

– Молодая?

– На вид лет тридцати, не старше. Больше о ней ничего не известно. Умершая с соседями дружбы не водила, к себе не приглашала. Жила за высоким забором, в прямом и переносном смысле. Люди ее побаивались, между прочим, обходили стороной. Ведьмой называли! Первая ее компаньонка тоже пропала. Я звонил в Камышинское отделение полиции. Уточнял детали. Сослался на международную окраску происшествия. Мол, лучше перестраховаться. Там, конечно, выразили недовольство: им лишь бы все замять поскорее.

«Астра не могла быть компаньонкой, – подумал Борисов. – Это не в ее духе. К тому же она живет с мужчиной, и не в Камышине… Черт! Ее сожитель неспроста изменил внешность. А не с тем ли самым сторожем я встречался? Абсурд. Дочь Ельцова – и воровство, поджог? Немыслимо!»

Вопреки логике и здравому смыслу он продолжал расспросы.

– Почему ты вдруг решил позвонить в Камышин?

– Да так… сам толком не пойму, – смутился осведомитель. – На всякий случай. Вроде как тебя интересовали неизвестные женщины, которые пропали. То есть их личность не установлена. Согласись, задача не из простых…

Он пространно рассуждал, Борисов слушал, одновременно прокручивая в уме разные варианты развития событий. Неужели речь идет об Астре? Какие у него основания так думать? Никаких… С чего бы ее занесло в какой-то Камышин?

– …получается, в связи с той немкой фигурируют две молодые женщины… и обе куда-то подевались. Я подумал, тебе эти сведения пригодятся.

– Да-да… – рассеянно ответил Борисов. – Спасибо, брат. Выручил.

Они по-дружески попрощались и зашагали каждый в свою сторону.

По дороге в офис Николай Семенович ломал себе голову: докладывать Ельцову о пожаре или промолчать? С одной стороны, босс поднимет его на смех. С другой – следует доверять своей интуиции. А она настойчиво твердила: пожар в Камышине всплыл не случайно.

«Пусть даже я ошибусь, не беда, – успокаивал себя Борисов. – Не имеет Астра к этому отношения – прекрасно! А если имеет – мне же придется потом всю кашу расхлебывать. Ельцов по головке не погладит за то, что я вовремя не принял меры».

«Какие меры? – возражал внутренний голос. – Дело не возбуждено… Каши еще в помине нет, а ты уж ложку приготовил! Перестраховщик. С чего ты взял, что Астра была в Камышине и причастна к поджогу?»

«Была не была, доложу… – решил Борисов, паркуясь на служебной площадке. – Чует мое сердце, что-то здесь нечисто. Информатор хоть и прикладывается к бутылке, но опыта и оперативного нюха ему не занимать. Чем-то его зацепила эта история…»

* * *

Ельцов бывшего претендента в зятья упорно игнорировал, Борисов подражал шефу.

«Да кто он такой? Обыкновенная ищейка! Верный ельцовский пес! – внутренне закипал Захар. – Лижет повелителю пятки, ловит кости с барского стола и визжит от восторга. Ничтожество, возомнившее себя вершителем судеб!»

Но, сталкиваясь с Борисовым в коридоре, приемной или холле, он невольно втягивал голову в плечи и норовил быстрее прошмыгнуть мимо. От этого ему становилось совсем худо. Вечный вопрос: «Тварь я дрожащая или право имею?» – запал ему в душу еще на школьном уроке литературы и с тех пор мучил и терзал его. Ощущая себя среди мужчин тварью дрожащей, Захар утверждался в обществе женщин как повелитель и находил в сексе не столько наслаждение, сколько ублажение своего самолюбия. Он повелевал женщинами, помыкал, он мог их осчастливить, мог бросить, мог обмануть. Он упивался безраздельной властью над ними, непрерывно доказывая – им, себе, окружающим – свою мужскую состоятельность. Женившись на Астре, он хотел взять верх над Ельцовым, и этим объяснялась его «неугасимая любовь» к дочери шефа.

В школе Астра вызвала у Иваницына искреннюю влюбленность своим строптивым нравом, своей взбалмошностью, ярко выраженной индивидуальностью и неподчинением обязательным для всех правилам. Она запросто могла высказать учителю то, что она думает, а не то, что было положено; надеть юбку до пят, когда в моде были мини; сделать на голове прическу в духе маркизы Помпадур; явиться на школьный вечер в восточном наряде и станцевать на бис танец живота. Она могла много такого, о чем Захар и помыслить не смел. Никто не сомневался, что в будущем Астра станет знаменитой артисткой – звездой экрана или театральной сцены.

Ему захотелось во что бы то ни стало объездить эту дикую лошадку, и он решил, что любит ее. Хотя разве у любви есть признаки, по которым безошибочно определялась бы ее подлинность? Существуют ли вообще какие-либо критерии подлинности чувств – любых?

Что ни говори, отношения с Астрой способствовали карьере Иваницына, и разрыв поставил его будущее под удар. Он всегда находил для собственных поступков, мыслей и стремлений мотивы, которые оправдывали его и обвиняли других. С трудом дожидаясь окончания рабочего дня, Захар ехал домой – исходить желчью и пить коньяк. За этим занятием его и застал телефонный звонок.

Неприятный и какой-то бесполый голос, который мог принадлежать как женщине, так и мужчине, нагло заявил:

– Ты убил любовницу и надеешься избежать наказания? Ты хитер, но есть еще хитрее.

– Я никого не убивал! – взвизгнул Захар.

– В тот день, когда ты приходил к Марине и выходил от нее, вернее, выбегал как ошпаренный, тебя видели…

– Врешь! Хочешь на понт взять?

От волнения у него зуб на зуб не попадал.

Голос в трубке лениво, как бы нехотя, засмеялся:

– Ха-ха-ха… Потом ты еще раз приходил и выходил. Проверял, не воскресла ли твоя пассия из мертвых?

«Частный детектив! – вспыхнуло в уме Захара. – Только он мог следить за мной по поручению этой сучки Марины! Она и с того света взялась меня доставать. Что ему надо? Денег, наверное. Сволочь! Вряд ли он отдал мне все фотки, которые нащелкал. А вдруг он заснял меня в день убийства?»

– Я не убивал Марину, – промямлил он, скисая.

Если у сыщика есть на него компромат, он потребует немалую сумму. Опять шантаж! Господи! Когда же это все закончится?

– Вот как? – ехидно усмехнулся голос. – Это ты в полиции будешь рассказывать. Следователь пока не знает, кто был любовником убиенной и отцом ее ребеночка. Ха-ха! Тебя ни один адвокат не отмажет.