Ноги меня не держали; я опустилась на стул.

– Ну и дела! – воскликнул Аллан, запуская пальцы в шевелюру.

Эрин горестно прикрыла глаза ладонью:

– Исида, Исида. – Она даже не смотрела в мою сторону.

– А из-за чего, собственно, такой шум? – спросила Иоланда. – Из-за очередного снадобья Сальвадора?

Это наш священный бальзам, – устало объяснил Аллан и, бросив взгляд на Иоланду, пожал плечами. – На самом деле, его назначение… – сбивчиво начал он, – то есть с давних пор… очевидно, что… Дело в том… – Аллан подался вперед и поставил локти на стол. – Дедушка твердо верит… по его мнению… он глубоко убежден, что это… действенное средство. – Тут Аллан покосился на меня и ударил себя кулаком в грудь. – Вот отсюда, из глубины души Сальвадора, исходит это знание. Мы перед этим преклоняемся, – Последовал еще один быстрый взгляд в мою сторону. – И глубоко чтим.

– Я его не брала, – твердила я. – Он оказался у меня в мешке. На дне. Вместе с запиской.

– Что-что? – насторожилась Эрин.

Аллан прикрыл веки.

– Там еще была записка, – пояснила я. – От Сальвадора.

– Записка? – И во взгляде, и в голосе Эрин сквозило недоверие.

– Нуда, – подтвердила я. – Подписанная… буквой «С».

Аллан и Эрин переглянулись.

– И что же в ней говорилось? – со вздохом спросила Эрин.

– Там было сказано: «На случай необходимости», – ответила я, – И подпись: «С».

Они еще раз обменялись взглядами.

– Это точно! – не сдавалась я. – Да, кажется, все правильно. По-моему, слово в слово. Или как-то так: «На крайний случай. С». Что-то… что-то в этом духе…

– Записка при тебе? – спросила Эрин.

– Нет, – призналась я, отрицательно покачав головой. – У меня ее нет. Куда-то подевалась. Наверное, в полиции…

– Прекрати, Исида. – Эрин даже отошла в сторону, все также прикрывая глаза рукой. – Прекрати. Достаточно. Не усугубляй…

Аллан пробормотал что-то неодобрительное.

– Но это правда!

Я перевела взгляд от Эрин к Иоланде; та погладила меня по руке.

– Верю, солнышко, верю. Знаю, ты не обманываешь.

– Исида. – Эрин приблизилась и взяла меня за руку. – Гораздо честнее будет сознаться, что ты похитила…

– Послушайте, – вступилась Иоланда, – раз она говорит, что не брала это зелье, значит, не брала, ясно вам?

– Сестра Иоланда…

– Какая я тебе, к черту, сестра!

– Исида, – разгорячилась Эрин, отвернулась от бабушки и взяла обе мои ладони в свои. – Не упорствуй. Твой дед в ужасном состоянии. Если ты исповедуешься…

– Да вы что, католиками заделались?

– Исида! – Эрин пропустила бабушкины слова мимо ушей.

Все это время я смотрела на Иоланду, но теперь Эрин резко развернула меня к себе.

– Исида, облегчи душу, признайся, что поддалась наваждению, скажи, что ошиблась, скажи, что…

– Но это будет ложью! – запротестовала я. – У меня в мешке откуда-то взялась баночка, и к ней еще была привязана записка. Вернее, не привязана, а прицеплена круглой резинкой.

– Исида! – Эрин стала меня трясти. – Остановись! Ты увязнешь так, что потом не выберешься!

– Не увязну! Я говорю правду! И не собираюсь врать!

Эрин отпустила мои руки и отошла к секретарскому столу. У нее подрагивали плечи, одна ладонь закрывала лицо. Иоланда опять погладила меня по руке.

– Детка, говори как есть. Ничего не скрывай – и пусть они все подавятся.

– Айсис, – замогильным голосом позвал Аллан, и вокруг меня опять сомкнулись какие-то вязкие, тяжелые потоки. – Прямо не знаю… – Он набрал побольше воздуха. – Слушай, я… – Его глаза стрельнули на дверь. – Замолвлю словечко Сальвадору, договорились? Возможно, со временем он смягчится. Тогда, по всей видимости, вы с ним…

сможете… ну, ты понимаешь… побеседовать. Только нужно продумать, что ты скажешь. Я тебе не советчик, но он очень и очень расстроен, поэтому… В общем, думай сама, а я… – Он покачал головой, разглядывая сцепленные на столе руки. – Право, ума не приложу, как такое… это просто… как будто… – У него вырвался нервный смешок. – Мы все должны молиться и полагаться на Господа. Слушайся Их. Внимай.

– Что ж. – Я начала утирать слезы рукавом, но Иоланда вовремя сунула мне платочек. – Хорошо, так тому и быть.

Аллан взглянул на настенные часы:

– До вечера лучше его не тревожить. Побудешь у себя в комнате?

Я кивнула:

– Да, только вначале немного пройдусь.

– Вот и славно. – Он хлопнул ладонями по столу. – Посмотрим, что можно сделать.

– Спасибо.

Шмыгнув носом, я вернула бабушке платок, и мы с ней собрались уходить.

У порога стояла Эрин, указывая глазами на секретарский столик. Порывшись в кармане, я достала перетянутый резинкой сверток банкнот по одному фунту. Деньги легли на стол; к ним я добавила пару монет, извлеченных из кармана брюк. Эрин следила, не мигая.

– Двадцать семь фунтов и два пенса, – сообщила я.

– Похвально, – с каменным лицом процедила Эрин.

Мы с Иоландой вышли на площадку.

* * *

– Полагаю, адвокатов нанимать бесполезно, – сказала Иоланда, когда мы спускались по лестнице.

– Ты права, бабушка.

– Давай-ка мы с тобой сгоняем в отель, а то и в Стерлинг – надо хотя бы перекусить. Умираю – должна выпить «Маргариту».

– Спасибо тебе, бабушка. – На нижней ступеньке я остановилась и посмотрела ей в глаза. – Но мне бы хотелось… понимаешь… просто побыть одной. – Я стиснула ей руку.

Мой отказ ее обидел.

– Хочешь от меня отделаться?

Я старалась говорить как можно мягче:

– Мне нужно собраться с мыслями, Иоланда. Для того чтобы… – Сделав глубокий вдох, я обвела взглядом стены, потолок и лестницу, прежде чем решилась опять посмотреть ей в лицо. – Чтобы настроиться на здешний лад, понимаешь?

Она кивнула:

– Чего уж тут не понять.

– Ты столько для меня сделала, – выговорила я. – Мне невыносимо думать…

– Забудь. Точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой?

– В этом нет необходимости, храбрилась я. – Тебе пора лететь в Прагу. Погуляешь по городу, увидишь красный бриллиант.

– Да черт с ним, с этим бриллиантом. А Прага никуда не денется.

– Нет, честное слово, так будет лучше. Я себе не прощу, если на тебя тоже свалится куча неприятностей. – Мой вялый смешок демонстрировал показной оптимизм. – Все образуется. Если люди постоянно живут друг у друга на головах, то из-за любого недоразумения поднимается буря в стакане воды. Да что там в стакане – в наперстке. – Я изобразила беззаботную усмешку.