Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А у меня всё закрутилось само собой. Словно кинул сраному языческому божку необходимую жертву, а он в ответ тебя одаривает звонкой монетой. Оказывается, иногда, отсидев, можно обзавестись нужными знакомствами и навести мосты с влиятельными людьми, зарекомендовав себя. Сначала просто в охранке, потом немного выше, следом ещё и ещё – только успевай разгребать. И вроде есть всё – деньги, уважение, бабы крутятся рядом одна другой краше, но всё не то. Кажется, что не живёшь, а просто проживаешь отпущенное время, и ничего не задевает, поверхностно всё. Потом привык и уже думать забыл об этой давней истории, как однажды на вокзале прицепилась ко мне бомжиха, запитая в усмерть, аж трясётся вся, сигаретку закурить просит. Я поначалу не признал её – голос прокуренный, морда синяя, воняет от нее как от помойки, а глаза хоть и опухшие, подбитые, но всё равно знакомые. Вот только она меня не сразу узнала. А я как придурок, подумал, что можно что-то исправить в этой говённой ситуации. Дал команду своим отвезти её в клинику вытрезвляться, самому противно было даже стоять рядом с ней, опустившейся. Оказывается, не утопилась она тогда, а просто бросила всё и ушла, видеть не могла места знакомые, тошно ей было. Падать всегда проще – нужно лишь перестать карабкаться наверх, и оказываешься на самом дне помойной ямы. Притоны, ночлежки, наркота и бухло. Как только дожила и не угорела за всё это время? Решил, что нужно вытянуть из ямы её, начал лечение ей оплачивать, квартиру купил, денег давал. Живи – не хочу. Нет, не со мной вместе, давно уже перегорело всё, и в той бабе запитой, какой она стала, мало что осталось от прежней Кристины. Но всё равно стрёмно было просто пройти мимо когда-то близкого человека. Вот только зря я её вытащить из дерьма пытался – не нужно ей это было. Только курс закончится и на человека станет похожа, как с ума начинает сходить и выть от тоски, бросает всё на хрен – квартиру, деньги, и опять по новой. Туда, вниз на дно. Сдохнуть, говорить хочется и забыть всё, а ты не даёшь…
Артём замолчал, застыв без движения, словно прокручивал в голове события прошлого.
– Ты любил её? – глупо прозвучал вопрос, но он, немного помедлив, ответил:
– Не так, чтобы очень… Когда жил с ней казалось, что да, млеешь от близости. А в разлуке не драло душу так, чтобы на стену лезть хотелось и грызть её зубами, – взглянул на Таисию быстро и усмехнулся, вновь отворачиваясь в сторону, – пацанёнка жалко было просто, да и вину свою чувствовал, хотел исправить хоть что-то. А оказывается не всегда можно помочь или не нужно, хрен его знает. Некоторым жизнь так хребет ломает, что никакими запоздавшими благими намерениями не поможешь. Так что сорвалась она в очередной раз и утопилась, как болтали тогда соседи. Только в этот раз уже по-настоящему. Вот и вся история.
Таисия молчала, не могла вымолвить и слова – поперек горла ком встал, перехватывая дыхание, затрудняя его. Смотрела на дату смерти, отпечатанную на могильном камне. Простая арифметика. В тот день, когда она впервые встретила Артёма, едва минуло девять дней с момента смерти Кристины. Сильно его накрыло, если ходил с таким видом, словно был болен. Или просто сорвался?.. В голове не было ни одной путной мысли или подходящих слов, только отчего-то расплывались перед глазами цифры так, что было не разобрать ни одной.
– Чего такая смурная, принцесса? – приподнял подбородок, заглядывая в лицо, – не стоит слёзы лить. По мне так уж точно. Сидишь с таким видом несчастным и якобы понимающим, что можно подумать, будто было у тебя в жизни что-то пострашнее сломанного ноготка. Живёшь ты в своём хорошем чистом мирке, носик хмуришь, когда нечто не по-твоему и губы дуешь, если кто не угодил тебе сразу. Может, так и надо: не знать, что в жизни дерьма хватает и иногда ты сам ему причиной, а?
Да и что – резко выстрелила мысль в её голове, разве я виновата в том, что родилась в достатке, ела досыта и ходила по чистым, выметенным дорожкам, зимой присыпанным песком так, чтобы не поскользнуться и не упасть? Сказать только не могла – горло до сих пор что-то драло изнутри, словно колючей проволокой. Она вскочила, вырываясь из его рук, и быстро зашагала прочь, смахивая злые слёзы на ходу. Иногда действительно лучше ничего не знать, жить, смотря только вперёд и немного вверх, не замечая грязи и не задумываясь о том, что кто-то в этой грязи по уши увяз и всё никак выгрести из неё не может, задыхается под толстым слоем, залепившим нос и глаза. Плевать, какое ей до этого дело? И не её вина в том, что у этого странного мужчины нечто всколыхнулось внутри и привиделось ещё там, на мосту, а после вцепился в неё намертво, как клещ, и пьёт кровь из неё по капле, изматывая своим тяжёлым характером и крутым, резким нравом. Бьёт словами больнее, чем кто бы то ни было, чуть насмехаясь, и не отпускает, заставляя постоянно выходить из зоны собственного комфорта. Из одной изнуряющей болезненной страсти – в новые отношения, иногда тяготившие её даже больше прежних, потому что Алексей лишь привязал её к себе на время сладким дурманом экстаза и красивых слов, а этот метил куда глубже. И одного секса и лёгкого общения ему было мало, он словно желал разворотить её грудную клетку и запустить туда свои руки, сжимая в кулаке стремительно колотящееся сердце.
Пока ноги бодро отстукивали каблучками по асфальтированной дорожке, Таисия набрала номер такси, желая как можно скорее убраться отсюда, чтобы не видеть и не слышать Артёма, резавшего своими словами иногда слишком больно. Благо, диспетчер обещал, что машина подъедет через пять минут и долго ждать не придётся, остается только надеяться, что мужчина не решит так быстро кинуться за ней следом, а предпочтёт предаваться печали, сидя у могилки своей бывшей. Не угадала – услышав тяжелые шаги за спиной, сразу поняла, кому они принадлежат. Артём догнал её у самого выезда с кладбища и, схватив за локоть, развернул к себе, сразу вовлекая её в объятия своих рук.
– Тася, подожди, не обижайся!
– Отпусти! – она ударила со всех сил кулаком по твёрдой груди, но толку от её удара было что от комариного укуса. Артём не сдвинулся даже на миллиметр, продолжая всё так же крепко, но бережно держать её за талию.
– Блядь, я несу херню как мудак какой-то. Если хочешь – ударь меня посильнее.
– Тебе это не поможет, Артём. Отпусти меня и дело с концом…
– Нет, уже не могу. Поздно слишком для меня. Ты же мне в голову залезла и в сердце, под кожу въелась. Понимаешь? Не хочу тебя терять из-за лишних слов, сорвавшихся с языка.
– А придётся, – всё же вырвалась из кольца его рук, хорошо, хоть не стал удерживать насильно, и быстро села в такси, уже дожидавшееся её. Скороговоркой выпалила адрес и пристегнулась, с опаской поглядывая в боковое зеркало автомобиля на напряжённого Артёма, оставшегося стоять там. Она не знала, чего от него ожидать. Внутренняя уверенность в том, что он не причинит ей боли или вреда физически, рушилась под доводами о том, что может сделать куда хуже иными способами. И ей было страшно от того, что за столь короткий срок он, непонятный, резкий, совсем чужой, словно из другого мира, сумел прижиться где-то внутри неё.
Всю дорогу до дома посматривала в зеркало, пытаясь среди насыщенного потока автомобилей высмотреть его джип, но знала, что это бесполезно: если он едет следом, желая остаться незамеченным, то она может хоть все глаза проглядеть – не увидит и малейшего признака. Ведь "приглядывал" же он за ней в то время, когда она едва вернулась из Европы, а она даже не подозревала об этом и не чувствовала, что некто пристально наблюдает за ней. Хотя стоило признаться самой себе, что в то время она и не обращала внимания на подобных ему, по крайней мере пребывающих в том виде, в котором он предстал перед ней впервые.