Передайте в волости.

Наркомвнудел Петровский".

Захар Подберёзкин проводил совещание с руководителями Борисоглебского уезда. Отчитавшись о положении дел, составляли планы на год нынешний, 1919-ый. Думали уже о посевной. Слава богу, в уезде после коротких летне-осенних вспышек бунтарей, во время которых погиб председатель уездного исполнительного комитета Савин, всё было спокойно. Основная масса сел и деревень была лояльной к советской власти и потому можно было спокойно планировать будущее.

В кабинете председателя исполкома Рыжкова, помимо хозяина кабинета и Подберёзкина, находились также председатель Борисоглебского уездного комитета РКП(б) и председатель местного Совета.

— С урожаем озимых, я думаю, будут трудности, Захар Устинович, — докладывал Рыжков. — Сами понимаете, тогда не до сева было. Но яровые посеем вовремя. Это я вам гарантирую и как председатель УИКа, и как коммунист.

— Ты, товарищ Рыжков, человек преданный делу нашей партии, в этом никто не сомневается, но своих служащих распустил, — заговорил председатель укома РКП(б) Брызгалов.

— Что ты имеешь ввиду? — огрызнулся Рыжков.

— Позволяешь им говорить контрреволюционные речи без всяких для них последствий.

— Например?

— Ну, например...

Однако Брызгалов не успел договорить. В этот момент дверь отворилась и в кабинет вошёл секретарь Рыжкова.

— Сергей Сергеевич, Хренояровка на проводе.

— Что случилось?

— Мужики взбунтовались. Против сельсовета и секретаря партячейки.

— Хренояровка?! — удивился Рыжков и снял трубку. — Алло! У аппарата Рыжков. Кто со мной говорит?.. Слушаю тебя, товарищ Селиверстов... Да... Да... Когда началось?.. Чего хотят?.. Как это разогнать Совет! Хорошо, держитесь, пока я не приеду и не разберусь во всём... Я сказал, держитесь. И Удалову передай то же самое.

Рыжков положил трубку, тяжело выдохнул и обвёл глазами присутствующих.

— Хренояровские мужики бузу подняли. Хотят разогнать сельский Совет вместе с коммуной, и комячейкой недовольны, — Рыжков посмотрел на Брызгалова и тому показалось, что даже не без злорадства.

— Нужно срочно выезжать на место и во всём разобраться, — произнёс Подберёзкин. — Некстати ведь сейчас будет новый бунт.

— А бунт всегда некстати, — горько усмехнулся председатель Борисоглебского Совета Антюхин.

— Это правда, — согласился Подберёзкин. — У меня есть предложение. Поскольку речь идёт о сельском совете и о партячейке, то в Хренояровку должны поехать именно товарищи Брызгалов и Антюхин. Ну, и я, естественно. Товарищ Рыжков должен остаться. Оголять уезд ни в коем случае нельзя. Возражения есть?

— А может вам не стоит туда ехать, Захар Устинович? — спросил Брызгалов. — Рискованно всё-таки, а вы на такой должности.

— Вот именно потому, что я на такой должности, я и обязан самолично выехать на место и во всём разобраться, чтобы доложить в Тамбове, в случае чего. Предлагаю выезжать немедленно.

На машине уездное начальство до Хренояровки добралось быстро.

— Ведь что самое интересное — мы же здесь, в Хренояровке коммуну образцовую организовали, — рассказывал Подберёзкину в дороге Антюхин. — Всё хорошо было. И вот тебе раз.

— Явно кулачье сработало, — сквозь зубы процедил Брызгалов.

— Приедем на место, разберёмся, — заключил Подберёзкин.

Но они попали в самые разборки, происходившие на главной площади села, где собрались почти все жители. Споры были настолько жаркими, что никто даже не заметил подъехавших гостей. Когда они вышли из машины, Антюхин хотел было сразу протолкаться к сельскому руководству, но Подберёзкин жестом остановил его.

— Это даже хорошо, что так. Так легче нам будет понять суть конфликта.

И они пристроились к крайним сельчанам, вслушиваясь в крики толпы.

— Я для вас здесь и бог, и царь, и председатель сельсовета. Как решу, так и будете делать, а не будете делать — разорю во прах ваше крестьянство. Это моё дело, — покрикивал на толпу краснолицый то ли от мороза, то ли от возбуждения, коренастый мужик с аккуратно подстриженными усами. — Я сказал, что сумма чрезвычайного налога с каждого равняется тысяче рублям, значит, так оно и будет.

— Ты и так, Аким Иванович, изъял у нас излишки хлеба, а денег нам за это не уплатил ни копейки, — наступала толпа.

— За хлеб вы бесплатно получили мануфактуру, — вступил в разговор высокий худощавый с прыщеватым носом и гладковыбритый мужчина лет сорока.

Подберёзкин вопросительно посмотрел на Брызгалова.

— Кто такие?

— Краснолицый, это председатель сельсовета Селиверстов, а высокий — секретарь партячейки Удалов, — пояснил Брызгалов.

Подберёзкин кивнул.

— Брешешь, Семён! И ведь оба знаете, что ты брешешь, — выкрикнула одна из женщин. — Твоя мануфактура бесплатно досталась лишь самым бедным, те же, кто мог бы уплатить, но в тот момент не смог этого сделать, ничего не получили. Вот как мы, например.

— Да и выдавал ты лишь членам своей ячейки, коммунистам, — поддержала её другая женщина. — А мы что же? Куры ощипанные?

В толпе раздался смешок. И эти последние слова, и смешок несколько смутили Селиверстова с Удаловым. Они не сразу нашлись, что ответить. Положение спас Удалов, заметивший смешавшееся с толпой уездное начальство. Он тут же шепнул об этом на ухо Селиверстову. Тот также глянул поверх толпы.

— Товарищи! — крикнул он. — К нам подъехало начальство из Борисоглебска. Оно нас сейчас и рассудит. Прошу вас, товарищ Брызгалов и товарищ Антюхин, идите сюда.

Троица подъехавших переглянулась. Двинулась в сторону сельсовета сквозь расступившуюся перед ними толпу. По очереди поздоровались с местными руководителями.

— Товарищи, разрешите вам представить... — начал было Антюхин, но Подберёзкин снова его остановил и, повернувшись лицом к толпе, заговорил.

— Товарищи крестьяне! Я — заместитель председателя Тамбовского губернского исполнительного комитета Захар Устинович Подберёзкин.

При этих словах Селиверстов с Удаловым вздрогнули. Крестьяне же подались слегка вперёд: такой видный гость не каждый день приезжает к ним в хренояровскую глушь.

Между тем, Подберёзкин продолжал:

— Мы тут немножко с товарищами из Борисоглебска послушали, о чём вы спорите, и вот что я вам скажу — вы совершенно правы, товарищи! Вы, а не ваши горе-руководители.

При этих словах Селиверстов ещё больше покраснел, да и прыщеватый нос Удалова налился густой краской. Толпа подозрительно замолчала и подалась ещё чуть вперёд.

— Ведь что же получается? Мы с вами в октябре семнадцатого свергли власть буржуев и царя Николашку, а сейчас, в марте девятнадцатого некий гражданин Селиверстов во всеуслышание заявляет вам, что он для вас и царь, и бог. А знаете ли вы, гражданин Селиверстов, что и бога мы, большевики, отменили в октябре семнадцатого? — Подберёзкин развернулся вполоборота и поймал лицо председателя сельсовета.