— Ты стреляй, стреляй, Санфиров, — продолжая обстрел, прокричал Поколюхин. — Антонов не так-то прост. Мы его, помню, в двадцатом годе также захватили с Токмаковым в Рамзе. Атаковали, зажгли, и всё-таки он ушёл, разогнав наших.

Санфиров ухмыльнулся. Тоже вспомнил этот случай. Тогда Антонов, вернувшись в лагерь, живописно рассказал про это. Но и Поколюхина тот случай многому научил. Он понимал, что Антонов дождётся, пока дым укроет весь двор, выскочит из избы, и был таков. Однако сегодня все возможные ходы отступления уже перекрыты. Авось, не проскочит.

— Ты отвлекай его стрельбой, Санфиров, а я посты проверю. Ведь темнеет уже.

Поколюхин понимал, что дым, плюс сумерки — два самых главных помощника Антоновых. Ему важно было поэтому проверить посты. Сначала обошёл дом и вышел на задний двор, где пока ещё стрельбы не было. Там дежурил Беньковский. И в этот момент именно здесь открылось окно, и замаячила фигура кого-то из братьев.

— Огонь! — скомандовал Поколюхин.

Беньковский тут же нажал на спусковой крючок своего карабина. В тот момент, когда Поколюхин отбежал к огороду, чтобы проверить другой пост, в избе обвалился горящий потолок.

— Пора, Митяй! — выкрикнул Антонов.

Они оба мгновенно, без сапог и шапки, вылетают в пока ещё не обстреливавшееся окно со стороны поста Куренкова и Кунакова, посылая пули направо и налево. Вдруг Поколюхин заметил, как милиционер Кунаков стал отползать от дома. И на этого человека он больше всего надеялся.

— Стой, куда, Кунаков! — закричал Поколюхин, одним прыжком оказавшись рядом с ним.

— Затвор заело, — начал было оправдываться Кунаков.

Но Поколюхину уже было не до него, он понимал, что Антоновы могут уйти. Он через соседний двор бросился на выручку Куренкова. Выскочил на улицу и неожиданно для себя и для Антоновых, оказался у них в тылу, шагах в десяти. Братья стояли рядом и в упор расстреливали лежавшего перед ними Егора Куренкова.

Дмитрий краем глаза увидел появившегося Поколюхина и успел крикнуть:

— Вот он! Бей его!

И первым открыл огонь по Поколюхину. Тот вовремя успел укрыться за забором. Покрутил барабан — в его револьвере оставалось всего два патрона. Мгновенно оценив ситуацию, Поколюхин начал пятиться вглубь двора, а затем, развернувшись, во весь дух понёсся к дому Катасоновой, где оставались расставленные им посты. Антоновы погнались за ним, осыпая его пулями из своих маузеров. К счастью для чекиста, ни одна пуля в него не попала. Поняв, что их снова загоняют в ловушку, Антоновы подались обратно во двор и другой стороной, через огород понеслись по направлению к лесу. Но и этот вариант предусмотрел Поколюхин. И там он поставил свой пост — одного из двух бывших антоновских "вильников". "Вильник"-то и поднял тревогу.

— Сюда, сюда! Они здесь! Уходят!

Поколюхин, Санфиров и Ярцев тут же бросились в погоню. Снова началась перестрелка. Стали догонять беглецов: тем ведь было сложнее, они постоянно оборачивались для стрельбы. До леса оставалось совсем чуть-чуть.

— Уйдут ведь! — воскликнул Санфиров.

И вдруг братья, как по команде, один за другим рухнули на землю. Это приостановившийся для лучшего прицеливания, Ярцев поразил их по очереди. Но огонь по лежавшим Антоновым не прекращался ещё минут десять. Лишь только после этого, осторожно, они стали приближаться к братьям. На сей раз те были действительно мертвы.

Утерев пот со лба, трое преследователей закатились нервным смехом. Успокоившись, Поколюхин подал условный свист. Весь отряд, кроме погибшего Куренкова, уже через несколько минут собрался вокруг трупов.

— Берите их и несите на площадь, — пряча револьвер в кобуру, приказал Поколюхин. — Хорошо бы и все обоймы собрать.

Пока на площади собирались все крестьяне, чтобы лично убедиться в том, что Антоновы действительно мертвы, Поколюхин подсчитывал собранные обоймы — только из маузеров братья произвели не менее двухсот выстрелов.

Собравшиеся крестьяне внимательно всматривались в трупы, и, убедившись, что это действительно Антоновы, отходили в сторону. Кто-то при этом крестился, кто-то плевался, кто-то благодарил освободителей. Трупы братьев положили на одну из телег, на другую сели сами победители и неспешно, провожаемые до самого конца села крестьянами, поехали в Уварово. Лошадьми, которые везли мёртвых Антоновых, управлял Яков Санфиров. И до ушей его спутников донеслись незамысловатые слова частушечного куплета, тут же им сочинённого:

Санфиров, Ярцев, Зайцев, бывшие соратники Александра Антонова, участвовавшие в последней облаве на своего бывшего командира и убившие его, радовались, понимая, что теперь-то их точно ждёт полное прощение от советской власти. Плакал только Алексей Куренков, потерявший в этом последнем бою родного брата. Поколюхин, Беньковский и Кунаков не без основания предвкушали триумфальное возвращение в Тамбов и новенький орден на груди за поимку самого главного на Тамбовщине бандита. В Уварово трупы братьев перенесли в автомобиль, на котором приехали сюда Полин с Беньковским, а дальше — 120 вёрст просёлочной дороги, три часа с полной нагрузкой — аж до самого Тамбова.

Дело было 24 июня 1922 года в селе Нижний Шибряй Борисоглебского уезда Тамбовской области. Стрелки на часах показывали десять вечера.

Так закончилась история антоновщины — последней крестьянской войны в России, и самого Александра Степановича Антонова, её предводителя.

Лес погрузился в ночной мрак. Волки завыли. Ночные хищники пошли на охоту.

Москва, 2003-2004 гг.