— Что теперь будет? — Рейхар поднял голову и оглядел темнеющее небо.

— Война, конечно. Король объявит себя Императором, и все мы умоемся кровью в мятежных провинциях. А после того как провинции будут подчинены, Император расширит свои владения от северной границы до стран Южного Предела. А потом, быть может, завоюет и его, но мы этого уже не увидим. Я уж точно, — Слепец улыбнулся.

— Нет, святой отец, — Рейхар перевел взгляд на верхушки деревьев, на крыши домов, — я хотел спросить, что теперь будет со мной?

Вожак покачал головой и негромко рассмеялся, тепло, по-отечески:

— А я-то все о политике, старый Волк… Конечно… Тебе пришло время уезжать, Рейхар. Я уже упоминал когда-то, что пора бы тебе отдохнуть, так вот настал момент. Слишком долго ты здесь, в столице, слишком многие тебя запомнили в лицо. Я лично выписал тебе документы, и ты уедешь в какую-нибудь мирную неблизкую местность, в спокойный небольшой городок у реки, где давно вычищена всякая ересь, а о чудесных столичных ружьях вообще не слышали. Там ты обзаведешься семьей. Женишься на воцерковленной девушке из хорошей семьи, надеюсь, не всех сожгли еще наши усердные в глупости братья во Церкви, будешь жить безмятежно, лечить людей… Преемственность — полезная, хорошая черта. Твой дед ведь тоже был врачом, верно, Еретик?

— Мой дед по матери был контрабандистом, святой отец. Своего отца я не знал.

— Замечательно. Если родится сын, воспитай его доктором, это очень почетно — заложить семейную традицию. Если склад его характера будет таким, какой пригодится Инквизиции, приведешь его в Орден, когда придет время, если же нет — он будет просто врачом из династии врачей, и никто не усомнится в твоей личине.

— Не уверен, что буду хорошим семьянином, святой отец, — усмехнулся Еретик.

Слепец покачал головой:

— Ты много лет открываешь ересь инквизиторам, в секте Руиса ты провел больше года. Неужели притворяться добрым мужем и отцом сложнее, чем дикой тварью из Мира Наизнанку, мальчик мой?

— Нет. Думаю, что нет, — ответил Рейхар, помолчав.

— Я тоже так думаю. Так ты будешь жить несколько лет, — продолжал Слепец. — А когда понадобишься Ордену, тебе сообщат. Но я постараюсь обходиться другими агентами столько, сколько смогу. Ты очень ценный Волк, Рейхар. Я должен сказать прямо, что не смогу оставить тебе в наследство наш Орден. Я часто размышлял, что ты как никто другой подходишь на роль Генерала. Но ты все же слишком известен для моего поста, и к тому же тебя ненавидит наш добрый брат Жошуа. Тебе достанется что-то вроде должности советника при следующем Генерале. Но это будет еще не скоро, что бы там ни думали себе юные волчата и старые псы. Я собираюсь пережить надвигающуюся войну в провинциях.

— Я был бы плохим Генералом, — сказал Рейхар рассеянно. — Ничего не понимаю в высокой политике. Я хотел спросить, святой отец, могу я оставить себе это ружье?

— Почему бы и нет, — ответил Слепец после минутного размышления. — Перевози его скрытно, сын мой, об остальном я позабочусь. Но ты слишком молод для сентиментальности, Рейхар. Что у тебя на душе?

Рейхар взъерошил волосы и снова посмотрел на разлетевшиеся от множества выстрелов мишени.

— Я почти десять лет в Инквизиции, святой отец. Пять лет я в Волчьем Ордене, с первого дня его основания. Вы сами принимали меня в Орден, я помню тот день, словно он все еще длится. Полтора последних года я в столице, но до того я был во многих местностях, многих городах. Я открыл светлому оку Церкви множество сект и множество еретиков привел к Псам. Но только сегодня я понял, что означает — быть Волком Господа. И сегодня же я должен уезжать, оставить служение своему Ордену, бросить все это и жить, как живут простые люди. Мне странно и страшно это, мой Генерал, святой отец, мне… То мне кажется, я потерял десять лет своей жизни, то, напротив, кажется, что потеряю все последующие, что проведу вне Ордена. И я не знаю, что мне делать теперь и как существовать.

Слепец закрыл глаза, словно зрение могло мешать ему размышлять или словно в непрозрачной белой дымке, затянувшей глазницы старика, могли отразиться настоящие мысли Генерала-Волка. Слепец вздохнул глубоко.

— Я скажу тебе, Рейхар. Отправляйся домой, упакуй вещи, а утром отправляйся в путь. Господь свидетель, мне жаль, что я не смогу сделать тебя главой Ордена. Я боюсь оставить свое детище дураку, Псу в серой шкуре, тому, кто не понимает нашего долга… Я вижу, тебе нужен приказ. Что ж, хоть и говорят, что хуже дела нет, чем ждать и догонять, я приказываю тебе ждать. Я приказываю тебе забыть, что ты Волк, усыпить в себе Господнего зверя. Растить сыновей, и лечить людей, и не помнить и не думать о том, кто ты на самом деле. И вспомнить все это только тогда, когда сама жизнь заставит тебя. Сейчас ты пойдешь домой и уснешь, а проснешься не Волком, но человеком. Пока ты Волк, ты не ослушаешься приказа, а человеком ты будешь счастлив простой и тихой жизнью вдали от лишней крови. Теперь иди, дай отдых старому слепому Генералу. Видит Бог, мне жаль отпускать тебя, мой волчонок.

Рейхар молча поклонился Вожаку и покинул двор. Вскоре он получил документы и деньги в канцелярии инквизиции, разобрал ружье и завернул его в тряпье, чтобы не привлекать внимания монахов-псов, контролирующих улицы.

Добравшись в темноте до своего старого дома, он поднялся наверх по узкой деревянной лестнице, вспоминая на ходу, на какие ступеньки нужно ступать, чтобы не издавать шума, но специально наступал так, чтобы слышать скрип. Дом был пуст, и тишина давила на Рейхара почти физически ощутимо. Так же тих был и город, по пути сюда Рейхар не встретил никого, кроме монахов. Казалось, столицу поразил мор и она вымерла целиком, не осталось даже тел. В редких окнах попадались теплые свечные огни, но и они казались тусклыми, словно призрачными. Рейхар проходил мимо, не сбавляя шага и отводя взгляд от чужого света.

Он ожидал, что уснет сразу, как только ляжет, но еще долго не мог забыться. Вязкое, как переваренная на медленном огне в жижу безвкусная крупа, сновидение то засасывало Рейхара, то отпускало, и он лежал, глядя в темное окно и слушая пустой город. Только под утро он смог наконец уснуть крепко, и на него обрушился тот старый кошмар о тонущем доме.

Снова Рейхар загребал воду и плыл наверх, задыхаясь и теряя зрение от недостатка кислорода. Снова Рейхар чувствовал, как сжимает его в плотной влажной ладони бесконечное и бездонное море, а из его пальцев выскальзывает рука Виля. Но на этот раз Виль очнулся вдруг, сделал несколько движений ногами, сам схватил Рейхара за руку и потянул за собой, вверх, к кромке воды, мерцающей, как Мировой Свет. Они всплыли, отплевываясь и широко открывая рот, пытаясь наглотаться досыта самого ценного, что только может быть у тонущего человека, — воздуха. А потом хохотали и кричали что-то безразличным и безмолвным небесам, сияющим зыбким ночным светом, светом надежды, который Господь оставляет сверкать ночью, чтобы человек не отчаивался во Тьме. Виль ложился на спину и, покачиваясь на ленивой волне, рассказывал Рейхару о черной пустоте и сотнях тысяч серебряных искр в ней и огромном огненном шаре, что плывет в этой пустоте и пышет жаром и светом на многие дюжины километров.