С противоположного берега донесся еще один всплеск смеха, на этот раз менее естественный, скорее – плод выпитого, нежели красного словца.

– Хорошо. Допустим, мы так и сделаем. Положим этому конец. Сегодня же. – Она бросила взгляд на что-то позади Лэма, но тут же снова посмотрела ему прямо в лицо. – На сутки раньше. Это еще не значит, что план обязательно не сработает.

– Всякий раз, когда я слышу эту формулу… – начал Лэм, но она не дала ему договорить.

– Даже еще лучше сработает. Мы спасем мальчишку не в самый последний момент, а за сутки до назначенной экзекуции. А все почему? Потому что мы профи. Потому что мы знаем свое дело. Потому что ты знаешь свое дело.

Лэм как будто поперхнулся.

– Ты совсем спятила, – сказал он, вновь обретя дар речи.

– Все так и будет. Какие проблемы?

– Для начала отсутствие документальных свидетельств планирования операции. Никаких письменных подтверждений ее подготовки. Как, по-твоему, я смогу объяснить, каким образом его обнаружил? Через небесное знамение, что ли? Его же похитили в гребаном Лидсе!

– Его перевезли сюда. Тут неподалеку.

– То есть они в Лондоне?

– Неподалеку, – снова сказала она. – А что касается подтверждений, то мы придумаем легенду. Да она уже наполовину и готова. Ключевое звено – Хобден. Твое подразделение вычислило его, перехватило файлы.

– В которых ни хрена не оказалось, – напомнил он.

– Это только на первый взгляд. Что там оказалось на самом деле, мы можем решить потом.

Вокруг было достаточно светло, чтобы понять по лицу Тавернер, что та говорит на полном серьезе. Похоже, она действительно спятила. В отрасли такое не являлось чем-то беспрецедентным, а уж с женщинами-то и подавно. Если бы она могла сейчас мыслить рационально, то наверняка бы заметила слабое звено в своей логической цепочке, а именно – какие бы плюшки она сейчас ни посулила, ему, Джексону Лэму, все они были до сраной лампочки.

Хотя, может быть, и заметила.

– Просто подумай. Подумай о том, что это может означать лично для тебя.

– Я сейчас думаю о трупе лично у себя на лестнице.

– Споткнулся и упал. Весь реквизит, который понадобится, – пустая бутылка. – Она понизила голос до торопливого шепота; речь шла о смерти – о смерти других людей. А еще речь шла о вещах, которые могли означать как крушение карьеры, так и, возможно, нечто иное. – Искупление, Лэм.

– Чего-чего? А как насчет посрать кубиками?

– Реабилитация.

– Я не хочу реабилитироваться. Меня и так все устраивает.

– Это устраивает тебя одного. А вот Джед Моди отдал бы левое яйцо, чтобы его пустили обратно.

– И в результате отдал несколько больше.

– Чем, собственно, и подтвердил, что истинный слабак. А остальные – такие же, как он?

Лэм сделал вид, что задумался.

– В общем-то, да. Наверное.

– Но ведь все можно отыграть назад. Одно-единственное задание – и ты будешь ходить в героях. Как раньше. И молодежь твоя – тоже. Только представь себе: бывшие слабаки – снова в рядах чемпионов. Ты что, не хочешь дать им такой шанс?

– Не особо.

– Ладно. Тогда подумай о последствиях. Моди и вправду свернул себе шею в полном одиночестве? – Она склонила голову набок. – Или при этом все-таки кто-то присутствовал?

– На колу мочало, – оскалился Лэм. – Пожалуйста, зови Псов. Может, после того, как они растерзают тебя до хрящика, у них и на нас силы останутся. – Он зевнул во всю пасть, даже не пытаясь прикрыть рот. – Лично мне абсолютно все равно.

– Все равно, кого размажут по асфальту?

– Именно.

– А если это окажется Стэндиш?

Лэм покачал головой:

– Ты сейчас швыряешь дротики наугад, авось куда и попадет. Стэндиш тут никаким боком. Она дома, в постели. Гарантирую.

– Я говорю не про сегодня. – Она почувствовала, что на этот раз дротик воткнулся где-то неподалеку от яблочка; Лэма выдали ослабленные круговые мышцы рта, что должно было означать полное безразличие. – Кэтрин Стэндиш, так? Ее ведь чуть было не обвинили в государственной измене. Думаешь, об этом забыли?

В лунном свете глаза у него были черные.

– А вот именно этот ящичек я бы на твоем месте открывать не стал.

– Думаешь, я горю желанием его открывать? Но ты прав, ситуация вышла из-под контроля. Нужно все это заканчивать, причем по-быстрому и без шума. И для этого мне нужен человек, кому я могу довериться. Хочешь ты того или нет, но Слау-башня уже замешана в этой истории. Вас сдадут, всех до одного. Бедная Кэтрин… Она ведь даже понятия не имеет, в какую кашу того и гляди вляпается.

Лэм посмотрел на канал. На воде мерцали отражения разнообразных источников света то оттуда, то отсюда. В темноте угадывались очертания нескольких пришвартованных жилых барж; на крышах их рубок лежали аккуратно сложенные велосипеды и стояли цветочные горшки, из которых до самой воды свисали зеленые щупальца. Атрибуты альтернативного образа жизни или укромные местечки для альтернативного времяпрепровождения по выходным. Кому какая разница?

– Разумеется, все это было еще до тебя, но тебе ведь известно, почему я в Слау-башне.

Это был не вопрос.

– Я слышала три различные версии, – сказала Диана Тавернер.

– Бери худшую из трех, не ошибешься.

– Я так и думала.

Он подался ближе:

– Ты воображаешь, будто Слау-башня – твоя персональная игрушка, и мне это крайне не по вкусу. Я понятно говорю?

Она чуть надавила на дротик:

– А ведь ты за них переживаешь, правда?

– Нет. По-моему, это сборище жалких раздолбаев. – Он придвинулся еще ближе. – Но это мои раздолбаи. А не твои. Я готов ввязаться в это дело, но на определенных условиях. О Моди никто больше не вспоминает. Бейкер нарвалась на шпану. Все, кто будет сегодня со мной, неприкосновенны. И да, чуть не забыл, ты у меня в неоплатном долгу. Что соответствующим образом станет отражаться в ведомости на накладные расходы отныне и на веки вечные, можешь в этом не сомневаться.

– Для всех причастных данный эпизод может стать звездным часом карьеры, – опрометчиво сказала она.

Перебрав в уме семь или восемь достойных рефутаций, Лэм в безмолвном изумлении покачал головой и снова уставился на гладь канала, где беззвучно мельтешили осколки отраженного света.

* * *

– У меня есть фото, – сказал Хобден. – На котором ты зигуешь в обнимку с Николасом Фростом. Теперь-то его, конечно, подзабыли, но в то время он был одним из вождей Национального фронта. Получил потом нож под ребро на какой-то демонстрации, и поделом. Такие, как он, только портили репутацию правых.