— А о чем она? — нашелся Ной.

— К сожалению, автор еще не рассказал мне, в чем там дело, но я думаю — роман будет отличный.

— Если ты так думаешь, значит, нам с Дэниэлом можно не волноваться, — сказал Ной, снова бросая взгляд на часы. — Послушай, Марис, мне ужасно неловко, но мне пора бежать. Через две минуты я должен быть на втором этаже.

— Что-нибудь важное? — уточнила Марис деловым тоном. Работа была для нее святым, поэтому она ничуть не обиделась на Ноя за то, что он свернул разговор.

— Мне нужно поговорить с Говардом, а ты сама знаешь, какой он нудный тип. Если я опоздаю хоть на секунду, он будет дуться на меня месяц.

Говард Бэнкрофт был старшим юрисконсультом и начальником юридического отдела «Мадерли-пресс».

— О чем? — спросила Марис.

— Точно не знаю. Кажется, у него возникли сомнения по поводу одного нашего иностранного партнера, которому мы уступили права на несколько наших книг.

— Мне очень не хочется ссорить тебя с Говардом, однако я хотела задать тебе еще один вопрос, — сказала Марис.

— Я слушаю, — коротко ответил Ной, стараясь скрыть нетерпение. — Говард подождет.

— Как там папа? Ты давно ею видел?

— По-моему, неплохо. Я разговаривал с ним вчера вечером и сегодня утром.

— Он приезжал в издательство?

— Нет, вчера вечером я сам ездил к нему, а сегодня он позвонил, чтобы спросить, сумею я справиться один или его присутствие обязательно. Я сказал, что никаких срочных дел нет и что он может отдыхать до понедельника. Поскольку ты в отъезде, на этой неделе у нас не запланировано никаких важных мероприятий. Так что пусть Дэниэл отдохнет.

— Боюсь, папа будет скучать.

— Не думаю. Насколько я понял, у него много своих дел. Он говорил, что давно хочет привести в порядок кое-какие личные бумаги. Кроме того, сегодня Дэниэл обедает с каким-то своим старинным приятелем во «Временах года».

— Обедает со старинным приятелем? — рассеянно повторила Марис. — Надеюсь, он не будет слишком много пить — ведь там не будет Максины, чтобы за ним приглядывать.

— А мне кажется, что несколько бокалов хорошего вина ему не повредят, — заметил Ной, еле сдерживая нетерпение.

— Я знаю, но я боюсь, как бы он не захмелел и не оступился на лестнице, когда вернется домой, — ответила Марис. — Ты же знаешь, у него болят колени, и…

— …И он может потерять равновесие, — закончил Ной. — Пожалуй, ты права.

— Он может сломать шейку бедра, — продолжала Марис. — А эта травма очень плохо поддается лечению — особенно в его возрасте. Он будет прикован к постели, а для него это непереносимо, и в первую очередь — психологически.

— Я попрошу Максину, чтобы она ему помогла.

— Только не это! — воскликнула Марис. — Ты что, не понимаешь?! Это же будет Третья мировая война! Отец терпеть не может, когда его начинают опекать. Кроме того, он сразу поймет, откуда ветер дует, и разозлится на меня, а мне этого совсем не хочется.

— Тоже верно, — согласился Ной. — Может быть, мне самому с ним поговорить? Один на один, как мужчина с мужчиной? Я мог бы воззвать к его отцовскому долгу, гражданской совести и прочему…

— Знаешь, это хорошая мысль, — с облегчением сказала Марис. — Попробуй, может, что и выйдет.

— Тогда я съезжу к нему сразу после встречи с Говардом. Или позвоню, хотя это, конечно, хуже…

— Съезди к нему, пожалуйста! Тогда я не буду волноваться.

— Хорошо.

— Спасибо, Ной.

— Не за что. У тебя все, Марис?

— А что?

— Говард ждет, я же сказал тебе.

— Ох, извини, я совсем забыла! Мне не следовало тебя задерживать.

— Пустяки! К тому же насчет Дэниэла — это действительно важно. — Ною давно хотелось швырнуть трубку на рычаги, но, если бы он ее не успокоил, она, чего доброго, могла примчаться из Джорджии, а это не входило в его планы. — Не беспокойся, — сказал он как только мог убедительно. — На самом деле Дэниэл крепче, чем мы с тобой думаем. Кстати, в последние несколько дней он выглядит молодцом — совсем как в прежние времена. Он буквально излучает энергию…

— Хорошо, если так, — сказала Марис, успокаиваясь. — Может, я действительно преувеличиваю?.. Каждый раз, когда я куда-нибудь уезжаю, мне начинает казаться, что с ним непременно должно что-то случиться, и тогда я просто места себе не нахожу.

— Ну и напрасно, — ответил Ной, начиная приплясывать на месте от нетерпения. — А теперь извини, но мне и правда пора.

— Извинись перед Говардом от моего имени. Скажи ему, что это я тебя задержала.

— Конечно, скажу, только это вряд ли поможет. Старый Говард Бэнкрофт не слушает ни бога, ни черта — одного только Дэниэла Мадерли.

Марис рассмеялась, потом сказала нежно:

— Ну, ладно, до свидания. Я люблю тебя, Ной.

Ной не ожидал такого признания, но быстро взял себя в руки и ответил рассеянным тоном любящего, но слишком занятого супруга:

— Я тоже тебя люблю, дорогая.

Но на самом деле все любовные клятвы ничего для него не значили. Это были всего лишь слова, которые было необходимо произносить в определенных случаях. Ной много раз признавался в любви самым разным женщинам, но только для того, чтобы затащить их в постель. Ухаживая за Марис, он много говорил с ней о своих чувствах, но только потому, что она от него этого ожидала. Ной поклялся ей в любви только для того, чтобы получить благословение на брак от отца Марис, и продолжал разыгрывать страсть даже после свадьбы, чтобы не вызвать подозрений старика. Лишь в последние несколько месяцев он стал несколько небрежнее и почти не заговаривал с Марис о своих чувствах.

Марис была, конечно, гораздо более чувствительной и сентиментальной, что раздражало Ноя. Он терпеть не мог всех этих излияний, и поначалу ему было невероятно трудно сдерживаться, когда Марис говорила: «Я люблю тебя». Она же ничего не замечала, и не было дня, когда бы Марис не объявила ему о своих чувствах. Впрочем, со временем Ной привык к этим нежностям и воспринимал их уже спокойно.

Но сегодня ее слова застали его врасплох, и дело было даже не в том, что она сказала, а как сказала. Сегодняшнее «люблю» Марис прозвучало так, словно она пыталась убедить в этом то ли его, то ли себя. Неужели, задумался Ной, вечеринка-сюрприз, которую он так тщательно спланировал и организовал, не успокоила ее? Неужели Марис все еще подозревает его в неверности?

Входя в приемную Бэнкрофта, Ной все еще думал о разговоре с Марис. Что-то было не так, но что? В ее последних словах явно прозвучало что-то похожее на отчаяние. Интересно было бы узнать, что с ней такое? Что она знает? О чем догадывается?