Выходит, от этой девушки ему не скрыться – видно, так и будет ее семья всю жизнь его преследовать. Не успел он выйти из купальни, как Кармин крикнул, что его спрашивают две девушки. Наспех одевшись, с мокрыми волосами, зашел он в хижину – девушки разглядывали серп и молот, портреты Маркса и Ленина на стенах.

– Спасибо за помощь, – сказала Адинда и коротко, неловко поклонилась. Лицо было у нее спокойное, невинное, кроткое – ничего общего с Аламандой.

– Ты бежала быстрей собаки, – заметил Товарищ Кливон. – Загнала бы ее до смерти, с твоей-то скоростью!

– Нет, она бы меня покусала, – возразила Адинда, – я ведь упала в обморок.

Дела партийные отвлекли его на время от мыслей об Адинде. Предстояло разобраться с жалобами рыбаков на Шоданхо и его суда. И однажды утром Товарищ Кливон повел рыбаков на демонстрацию. Когда большие суда пришли в порт с уловом и встали на разгрузку, их обступили рыбаки с Товарищем Кливоном во главе. “Так и будем здесь стоять, пока не добьемся обещания, что суда покинут наши рыболовные угодья”, – сказал одному из капитанов Товарищ Кливон.

– Пусть гниет ваша рыба, мне все равно, – начал он, а заключил, как обычно, словами: – Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Матросы с больших кораблей спокойно стояли у бортов, не желая пререкаться с односельчанами, – а рыба пускай пропадает, им же не рыбой платят. Между тем покупатели на портовом рынке, хоть и должны были чувствовать себя обманутыми, притихли, видя, сколько собралось здесь рыбаков, сильных, как молодые киты. Всерьез разъярились лишь капитаны судов Шоданхо, но даже они не смели выступить против Союза рыбаков. Миновал напряженный час – произносили речи, хор пел “Интернационал”, а рыбаки, взявшись за руки, встали стеной, готовясь встретить грудью и людей, и рыбу с кораблей.

Товарищ Кливон был почти уверен в победе. Рыба того и гляди начнет портиться, и если капитаны судов не пойдут им навстречу, то еще несколько дней будут разгребать гниющий улов. Но не успели глыбы льда растаять, а рыба завонять, прибыли полиция и батальоны солдат. После минутного замешательства рыбаки решили дать отпор, но солдаты давай палить из винтовок в воздух, и рыбаки в страхе разбежались. Товарищ Кливон вынужден был дать приказ к отступлению.

Тут, казалось бы, впору забыть об Адинде, да как бы не так. Он заметил девушку в толпе рыбаков.

Хижина, где жил он с Кармином и Самираном, служила штабом Союза рыбаков и была открыта для всех. Там устраивали собрания, говорили подолгу и обо всем, и если Адинда забегала сюда с подружками по дороге из школы, нельзя было ее просто взять и выставить.

Адинда хорошо знала английский, что неудивительно, ведь в Халимунду приезжало много иностранцев. У Товарища Кливона была большая библиотека, отрада для книголюбов, – в основном политические и философские труды, но имелась и художественная литература, которую Адинда с удовольствием читала. Очнувшись от дневного сна, Товарищ Кливон частенько заставал ее в хижине – за большим столом, под портретом Ленина, с книжкой в руках. Она поднимала на него глаза с улыбкой, будто извиняясь, что зашла без приглашения, а Кливон, смутившись, наливал ей чаю, хоть она и возражала: “Спасибо, я сама”. Но Товарищ Кливон уже не слышал – он уходил во двор, к колодцу, его трясло.

Много книг перечитала в хижине Адинда. Прочла всего Горького, Достоевского и Толстого – их сочинения были выпущены в Москве и переданы через партию. Читала она и отечественные романы, и переводные, опубликованные партийным издательством “Яясан Пембаруан”, и книги государственного издательства “Балэй Пустака”[55].

Товарищ Кливон никогда ее не гнал, но сторонился как мог. С девушкой были связаны сразу два источника страданий: мучительная тоска по Аламанде и воспоминания о теплых, пьянящих объятиях Адинды. Еще глубже погрузился он в дела Союза рыбаков, обсуждал с товарищами причины провала выступления против Шоданхо и его кораблей. Профсоюзным активистам он поручил внедриться на суда и там вести пропаганду среди рабочих. Дело было небыстрое, но он верил в успех, ведь терпения коммунистам не занимать.

С большим трудом удалось ему пристроить на корабли своих людей, по двое на каждое судно, – негусто, но все же лучше, чем ничего. Многие рыбаки, потеряв терпение, убеждали Товарища Кливона сжечь корабли. Товарищ Кливон пытался их успокоить.

– Дайте мне время поговорить с Шоданхо, – сказал он.

Первые переговоры ни к чему не привели; мало того, Шоданхо обзавелся новым судном. Рыбаки твердили: надо сжечь корабли, ни к чему время терять. И снова обещал Кливон поговорить с Шоданхо. Тогда-то он и явился к нему домой и увидел Аламанду с огромным, но пустым животом. И не один Шоданхо в тот день счел его слова проклятием ревнивца – так показалось и Адинде.

Она пришла к нему однажды и молила чуть ли не в слезах:

– Не делайте моей сестре ничего дурного, она и так настрадалась – ей же пришлось выйти за этого Шоданхо!

– Я ей ничего не сделал.

– Вы ее прокляли, чтобы она потеряла ребенка.

– Неправда, – защищался Товарищ Кливон. – Я всего лишь на живот ее взглянул и что увидел, то сказал.

Адинда ему не поверила. Смущенная и разгневанная, сидела она там, где всегда читала. Товарищ Кливон обычно оставлял ее одну, но на этот раз пристроился рядом, неловко придвинув стул. В тот день в хижине никого больше не было, лишь ящерицы шмыгали по стенам да пауки, качаясь на паутинках, свисали с потолка.

– Прошу вас, Товарищ, забудьте Аламанду.

– Я уже и не помню, что ее так зовут.

Адинда пропустила неудачную остроту мимо ушей.

– Если вы на нее злитесь, – продолжала она, – лучше выместите гнев на мне.

– Ладно, раздавлю тебя как помидор, – ответил Товарищ Кливон.

– Хотите – убивайте меня, хотите – насилуйте, я и не подумаю отбиваться, – сказала Адинда, не поддаваясь на его шутки. – Хотите – буду вашей рабыней, как вам угодно. – Из кармана юбки она достала платок, вытерла слезы, бежавшие по щекам. – Можете даже жениться на мне, если хотите.

Где-то прокричал семь раз геккон, призывая самку.

“Если ребенку и суждено испариться из чрева жены, – думал Шоданхо, – то лишь из-за проклятия Товарища Кливона, ревнивого любовника”. Этой беде не поможешь оружием, пусть воюют хоть семь поколений; первенца он может спасти только миром. Наконец пообещал он Товарищу Кливону увести корабли в океан, подальше от угодий рыбаков.

– А вы, – прибавил Шоданхо, – прошу вас, снимите проклятие с чрева моей жены. – Всей душой мечтал он о ребенке – в доказательство их с Аламандой супружеской любви и счастья.

Товарищ Кливон улыбнулся просьбе – не потому, что знал, что Аламанда любит его, а Шоданхо не любит совсем, а вот почему: