Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крассовский подождал, пока присутствующие закончили смеяться — Вот такая ошибочка вышла.
— А группу-то взяли? — неожиданно разговорился Нигматуллин.
— Взяли-взяли, тогда всех брали, бардака такого не было — Андрей Павлович посмотрел на часы — Ладно, парни, мне человеку обвинение надо предъявлять и на арест вести…
13 часов 20 минут. Кабинет прокурора Заречного района тридцатидвухлетнего Игоря Петровича Стропилина. Тот изучает дело Денисова. Рядом скучает Крассовский. Прокурор отложил дело в сторону — Пусть заводят.
Дверь кабинета открылась и в проёме показались конвоир и Денисов. Последний, увидев Крассовского, приостановился и, обращаясь к прокурору, чётко произнёс: Меня в милиции не били.
У прокурора из руки выпал карандаш — Да что Вы говорите! Пройдите, всё-таки, присядьте… А почему Вы это с порога говорите? А я ведь и не спрашивал…
— Всё равно спросите — нашёлся после паузы Денисов и опустил голову.
— Ну ладно, в чём вас обвиняют, понятно?
— Понятно.
— Вину свою признаёте?
— Признаю.
— Ну и зачем вам это было нужно?
— Не знаю… — Денисов к разговору с прокурором явно был не склонен.
— Когда освободились?
— Полтора года…
— А почему нигде не работаете?
— Издеваетесь что ли! — возмутился Денисов — Сейчас путные-то люди работу не могут найти…
— На учёте в психбольнице не состоите?
— Нет.
— Почему так жестоко обошлись с потерпевшей?
— Не знаю…не помню.
— Недозволенные приёмы к вам применялись…работниками милиции?
— Нет, всё нормально.
— А почему ссадина над губой?
— Да это давно уже, упал.
Прокурор закончил с протоколом, дал прочитать и подписать Денисову — Будете до суда находиться под стражей. Уводите…
Стропилин и Крассовский остались в кабинете одни — А правда, Андрей Павлович, что он Батманова доской по голове ударил?
— Не в курсе, Игорь Петрович — слукавил Крассовский.
— Ну-ну, можете идти. Игошин на месте?
— Да, вроде в отделе был — следователь ушёл.
Прокурор дозвонился до начальника РОВД — Привет, как дела?
— Нормально для ненормальных.
— Машина мне нужна через часок и пару оперов твоих. Обыск надо провести. Бабёнка одна бизнес открыла. Аборты на дому делает, на кухонном столе. Одна из пациенток сейчас в реанимации…
— Да-да, я в курсе, пришлю. Всё?
— Нет не всё! Опять твои гоблины людей бьют. Я сейчас Денисова арестовывал, он побитый. Смотрите, доиграетесь!
— Хорошо, я разберусь…
— Хватит уже разбираться! — в голосе прокурора появились угрожающие нотки — Меры пора принимать!..Или я сам…
— Хорошо, хорошо. Зайду я вечером, обсудим. А машину и людей через час пришлю — постарался перевести разговор в другую плоскость начальник милиции.
Стропилин положил трубку. Вызвал следователя прокуратуры тридцатишестилетнего Валентина Григорьевича Скворцова — Что у тебя с Тимофеевой?
— Тоже самое, что и утром. Наговор, говорит, сплошной. Никогда абортами не занималась. Как бы дочка с зятьком не прознали, что она у нас.
Попрячут всё, с обыском надо ехать срочно.
— Ладно, готовь постановление… Скоро машина будет, и милиционеры. Ты Тимофееву оставь с практикантом, а сам с ними езжай.
Ровно в 14 часов 30 минут следователь Скворцов, оперативники Быков и Самохвалов выехали по месту жительства Тимофеевой, на которую ночью поступило заявление от пострадавшей при неудачном аборте, и которую утром забрали из медпункта фабрики, где Тимофеева трудилась официально.
Дверь открыла высокая молодая женщина — дочь Тимофеевой. Долго читала постановление на обыск. Потом пожала плечами — Чушь какая-то, нет у нас никаких инструментов.
Пока Быков ходил по соседям в поисках понятых, следователь прокуратуры тщетно пытался убедить Татьяну, так представилась дочь Тимофеевой, добровольно выдать всё, что использовала её мать при проведении абортов.
— Какие аборты! — Татьяна раздражалась всё больше и больше — Что вы несёте, не у нас ничего…
Наконец появился Быков с понятыми. Начали обыск. Прошло полтора часа. За это время работники прокуратуры и милиции, перерыв все столы, шкафы и тумбочки на кухне и лоджии, санузле и трёх комнатах, порядком подустали. Понятые явно заскучали и один раз пытались сбежать. Татьяна, сидя в кресле посреди зала, насмешливо взирала на Скворцова, мучительно решающего, вносить ли в протокол найденный в ванной комнате пакет ваты.
— Ну чё, Григорич — вытирал носовым платком вспотевший лоб Самохвалов — будем закругляться? Всё пролазили…перепрятали, наверное, или выкинули. В мусорном контейнере ещё посмотрим.
Скворцов начал писать протокол. Дверца нижней части серванта, у которого за журнальным столиком пристроился следователь, от колебаний пола, вызванного топтанием стокилограммового Самохвалова, плавно приоткрылась. Скворцов призадумался — Вы там смотрели? — показал на открывшуюся дверку.
— А ты сам-то не смотрел разве? — Самохвалов присев на корточки, распахнул дверцы серванта и выволок из него большую картонную коробку, набитую доверху шприцами и различным акушерским инструментом — Ё-ё…а мы-то в унитаз лазили…
Вернувшись в прокуратуру, Скворцов доложил прокурору о результатах обыска, отпустил оперов и прошёл к себе в кабинет, где всё это время студент-практикант юридического вуза Толик Кузин безуспешно пытался «расколоть» Тимофееву. Увидев изъятое у неё в квартире, последняя, не меняя безучастного выражения лица, произнесла: Ну и что?
— Да ничего, Варвара Сергеевна — следователь начал уже терять терпение и раздражаться — Просто мне сейчас надо решать вопрос, отпустить вас домой под подписку, или поместить в камеру с последующим арестом!
— Делайте, что хотите — отмахнулась Тимофеева.
Скворцов сразу вспомнил дочь Тимофеевой и поговорку про яблоню, и недалеко падающее яблоко. Зашёл прокурор. Минут сорок убеждал подозреваемую откровенно всё рассказать о совершённом. Варвара Сергеевна, тупо уставившись в одну точку, продолжала твердить про наговор. Наконец прокурор ткнул указательным пальцем в сторону Тимофеевой — Оформляйте, Валентин Григорьевич, сто двадцать вторую, а там посмотрим. Оформив документы, следователь позвонил в дежурную часть РОВД: Пришлите конвой, человека надо в ИВС поместить.
Вскоре пришли два милиционера. Один из них прошёл в кабинет, получил от следователя бумаги и мимо сидящей у стола Тимофеевой проследовал к окну, где стоял юрист-практикант. Взяв последнего за ворот рубашки, милиционер повёл его к выходу.