Макалаурэ принёс семье Куруфинвэ много удивительного: слишком впечатлительный ребёнок, внешне похожий на деда-нолдорана, мог вдруг без причины расплакаться или рассмеяться, начать петь или громко свистеть на разные голоса, причём в самый неподходящий момент, но отец готов был простить маленькому сыну всё. Любовь между Нерданель и Феанаро, казалось, воспылала с новой силой. К сожалению, вновь ненадолго.

До появления третьего сына прошло много времени. Раздор в семье Финвэ усугублялся, и Феанаро всё чаще был не прав, как полагала супруга. Все вокруг говорили, что у каждого эльфа есть нечто священное и дорогое, что по каким-то причинам не устраивает или мешает другим. Нельзя заставлять всех соглашаться с кем-то одним, делить на своих и чужих тех, кто не начинал ссору, кто просто дорожит своей точкой зрения всего в одном вопросе, однако Куруфинвэ ничего не желал слышать, и лишь решение родить ещё одного ребёнка на время отвлекло принца от выяснения: кто с ним, а кто «сюсюкает», тем самым посягая на память о Мириэль Териндэ.

Любовь между супругами, вспыхнувшая после появления беловолосого синеглазого сына, вылилась в противоположность весёлому светлому Тьелкормо — родился Карнистир. Феанаро сразу увидел что-то мрачное в малыше, дал ему имя Чёрный и, казалось, решил, будто его вклад в судьбу четвёртого наследника более чем достаточен, поэтому практически перестал появляться во дворце.

Это было очень неприятным осознанием, и Нерданель впервые почувствовала охлаждение со стороны мужа. Даже во время редких встреч, когда, казалось бы, должно хотеться поделиться накопившимися впечатлениями, Феанаро перестал рассказывать всё, что с ним происходило, не упоминал о планах и всё чаще заменял в речи «учеников Валар» и «аманских эльфов» на «рабов Валар». А если и не заменял, то произносил с такой интонацией, что становилось понятно, какое слово подразумевается.

«Этот валандиль не научился принимать решения сам!»

«Аманэльда не знает, что головой не только едят и пьют, но и думают!»

«Он валанмол! Мне не о чем с ним говорить!»

Нерданель стала уставать от накапливавшейся злобы, начала искать совета у других женщин. Обычно любой разговор сводился к тому, что жена всемогуща, когда муж доволен. Больше всех об этом любила рассуждать Индис, которая из-за разлада между Феанаро с супругой перестала узнавать от Нерданель планы её мужа. Разумеется, жена Куруфинвэ понимала мотивы королевы, однако не видела ничего плохого в том, чтобы обсуждать дела главы Первого Дома с правительницей всего народа Нолдор и заранее пытаться предотвратить новые глупости со стороны старшего сына нолдорана.

Изо всех сил следуя советам, эльфийка перетянула внимание супруга с науки на любовь, и родился маленький обожаемый Атаринкэ.

Потом были взлёты, падения, Феанаро больше и больше уходил в работу, а Нерданель, как она теперь понимала, только обманывала себя, убеждая, будто всё по-прежнему.

Да, что-то оставалось неизменным: например — слепая бессмысленная неприязнь к детям Индис и самой избраннице отца, обиды на Валар за отсутствие помощи Мириэль, когда та истлевала на глазах у всего Валинора, и нежелание слушать ничьё мнение, если оно не совпадало с единственно правильным.

Появившиеся на свет близняшки, казалось бы, должны были вновь вернуть Феанаро домой, но вместо вновь вспыхнувших чувств Нерданель получила полное отсутствие внимания мужа и вскользь брошенные слова, что однажды сын Мириэль заберёт семью и вернётся на берега Куивиэнэн.

«Что? — потеряв контроль над собой, жена тирионского принца забыла о правильном поведении с супругом. — Ты подвергнешь опасности себя и тех, кто тебя любит? Ты забыл всё, чем одарила тебя земля Валар? О, да, ты забыл! Ты даже младшему сыну не дал имени! Зато я дам! Я нареку его Умбарто — Обречённый, раз отец выбрал для него и за него путь к бессмысленной погибели! Заберёшь Обречённого с собой — все по очереди отправитесь в Чертоги! А я останусь здесь, в безопасности, и буду ждать, когда вы образумитесь и вернётесь ко мне, осознав, кто был прав!»

Ужасные слова жены действительно впечатлили Феанаро, и тот сразу же дал младшему сыну имя, изменив лишь одну букву, сделав из «Обречённого» «Последнего» и удивительно спокойно упрекнув супругу в неверности идеям мужа, что вовсе не лучше любой иной измены.

Нерданель тысячи раз жалела о той ссоре, уверенная, что не должна была говорить столь ужасных вещей, особенно про младшего ребёнка. И сейчас ей казалось, что муж, создав Сильмарили, сделал для себя идеальных детей, которых будет любить. Которые его не предадут!

А те, что из плоти и крови и созданы не руками и полётом мысли, пусть остаются матери. Прекрасно!

***

Феаноринги расселись по стульям и лавкам, покорно любуясь преображением сокровищницы в циклично менявшемся свете Древ, слившимся воедино с непредсказуемым сиянием Сильмарилей. Непостоянная, словно танец пламени, красота Камней завораживала настолько сильно, что течение времени переставало замечаться.

— Они родились в моих руках! — чуть не плача, восхищённо заговорил Куруфинвэ, и голос мастера задрожал. — В моих ладонях! Это была раскалённая жидкость, которая пела, живая и прекрасная! Она не обжигала меня! Представляете?

И Макалаурэ представил. Краем уха и всё менее внимательно слушая отца, менестрель понял, что в сердце рождается нужная тема:

«Росы на вереске ярко сверкают,

Башни дворцов вознеслись высоко…

Много прекрасного Валинор видел,

Но Сильмарили чудесней всего.

Луч, как струна, зазвенит под рукою,

Музыка всё озаряет кругом…

Свет и мелодия вместе сольются,

Вспыхнут невиданным жидким огнём.

Пламя текучее держит в ладонях

Мастер счастливый, почти не дыша,

Сердце под музыку бьётся неровно,

В жгучий расплав переходит душа.

Жидкое пламя в руках остывает,

Камнем прозрачным станет оно.

И никому во всей Арде отныне

Сделать подобного не суждено!

Взгляд оторвать от камней невозможно,

Душу смущает их красота.

Диво однажды кто только увидит,

Тот не забудет уже никогда.

Первый из них — отпылавшее пламя,

Жар, что под пеплом таится во мгле.

Розовый цвет переходит в лиловый,

И серебристый блеснёт в глубине.

Камень второй — золотое сияние

С рыжими сполохами огней,

Искры мерцают, синие, алые —

То они ярче, то снова слабей…

В третьем играет буйное пламя,

Розовым, алым, багряным маня,

И проступает меж граней кристалла

Жаркий оранжевый отблеск огня.

Свет первозданный играет на гранях,

Музыка слышится в тишине…

Много чудесного Валинор