Мстислав ускакал, так и не простившись. Он много лет хранил память о первой и единственной любви; теперь от этой памяти ничего не осталось.

Скача в Ладогу, он старался не думать о Любаве и посмотреть на все шире. Ведь такое, как когда-то рассказывала ему Любава, происходило не в одной деревне. Язычество умирало, но оно явно умрет не сразу. Века через два забудут о Роде, но в день несчастного Иоанна Крестителя все равно многие будут совершать свальный грех. Только Бог силен; рано или поздно это прекратится.

Приехав в Ладогу, Мстислав зашел в местную церковь и, попросив оставить его одного, долго молился за Любаву, понимая, однако, что отмолить грехи развратившей многих некрещеной язычницы невозможно.

«А может быть, и не надо мешать Любаве, мешать тем, кто с ней, жить по-своему, – неожиданно подумал Мстислав. – Это дьявол, – тут же сообразил он, – приносит мне такие мысли. Неужели он еще надеется сбить меня с пути истинного?»

Когда Мстислав в следующий раз был в Киеве, отец спросил у него:

– Ну как, встретил свою первую любовь?

– Встретил, – ответил Мстислав.

– И что скажешь?

– Ты был прав, отец. Лучше бы мне было ее не видеть.

Мономах остался доволен таким ответом. Он всегда был доволен, если оказывался прав.

В начале 1118 года Григорий закончил свою летопись, потратив на нее меньше двух лет. Незадолго до этого умерла жена Мстислава Кристина.

Хоть Мстислав и не любил Кристину, он привык к ней, она не сделала ему ничего плохого, у них были общие дети. И он переживал из-за ее смерти. Умерла она внезапно – еще вечером была такой, как обычно, а проснувшись, Мстислав увидел ее мертвой.

Григорий решил назвать летопись «Повестью временных лет» (и Мстислав, и Мономах одобрили это название). Она не сохранилась до наших дней, но ею открывались сохранившиеся русские летописи. Первой из них была Лаврентьевская летопись 1377 года, автор которой внес в «Повесть» некоторые добавления, в основном касавшиеся религии, а не истории. К сожалению, там было потеряно описание последних семи лет, которое сделал Григорий.

Автор Ипатьевской летописи двадцатых годов XV века, сделав вступление от себя, привел отрывок. Не обошлось, однако, без серьезного искажения. Оказалось, что Ярославец якобы не был убит, а заключил мир с Мономахом. Но другие летописи открыли правду. Завершалась «Повесть временных лет» в Ипатьевской летописи так же, как у Григория, – известием о смерти императора Алексея Комнина, названного царем, и о приходе к власти его сына Иоанна.

В этом же году Мономах, справедливо не доверявший киевским боярам, призвал в столицу новгородских бояр. Призвал он и Мстислава. Еще достаточно сильный, несмотря на старость, но чувствовавший, что становится слабее, он нуждался в помощи старшего сына. Заодно Мономах собирался готовить Мстислава к златому престолу.

Мстиславу было очень грустно расставаться с Новгородом и новгородцами. Однако он был согласен с отцом и понимал необходимость своего переезда в Киев. К тому же не со всеми новгородцами он простился.

Конечно, Мономах оставил в Киеве лишь часть новгородских бояр (тех, кому он особенно доверял, во многом полагаясь при этом на мнение Мстислава). Остальные дали ему присягу на верность и возвратились в Новгород. Боярин Дмитрий Завидович был назначен посадником.

Некоторые, кого Мономах в чем-то заподозрил, попали в острог. Совершенно ни за что ни про что пострадал друг его юности Ставр Гордядич.

Василиса, молодая жена старого боярина, просила за мужа, но ничего не добилась. Вытирая слезы, она вышла из залы.

Заметив, что отец увлечен и не смотрит на него, Мстислав тоже вышел и догнал Василису. Он знал ее еще маленькой девочкой; когда она подросла, они часто играли в шахматы. Уже во время первой партии Мстислав почувствовал, что Василиса поддается ему. Он смешал фигуры и велел девушке играть в полную силу, сказав, что на поражение не обидится. Ему так и не удалось ни разу обыграть Василису; даже ничью с ней он считал большой удачей.

– Предложи моему отцу сыграть с тобой в шахматы, – сказал Мстислав Василисе. – Мы с ним нередко это делали; он играет примерно так же, как я. Ты его точно обыграешь.

– Я поняла, – благодарным голосом произнесла она. – Сыграть, попросив, чтобы, если я выиграю, он отпустил моего мужа. И, ты думаешь, он согласится?

– Думаю, да, – ответил Мстислав. – Он человек азартный.

– Но ведь и он у меня чего-то попросит, надеясь выиграть.

– Ты его все равно обыграешь, тебе нечего бояться. И он ведь не знает, что ты умеешь.

Василиса, только что плакавшая, заулыбалась.

– Да… Я с тобой давно не играл – с тех пор как ты вышла замуж. Ты играла все это время? – спросил Мстислав.

– Играла, с мужем. Всегда выигрывала, даже ни одной ничьей не было.

– Тогда тебе точно нечего бояться.

Василиса быстро пошла обратно в залу. Мстислав, немного выждав, тоже вернулся туда.

Он увидел, что Мономах играет с Василисой на той же доске с золотыми фигурами, на какой обычно играл с ним. Вокруг собралось немало зрителей, но Мстиславу, разумеется, уступили место.

– Что ты делаешь, отец? – спросил Мстислав.

– А ты не видишь? – отозвался Мономах. – Играю в шахматы с женой заключенного в острог боярина Ставра. Обещал ей, что, если она выиграет, освобожу ее мужа. Только выиграю, конечно, я, и она сама отправится в острог… Да она ведь новгородка. Ты с ней не играл?

– Нет, – соврал Мстислав. – Я не играю с женщинами в шахматы.

– И правильно делаешь, сынок. Женщина не может на равных играть с мужчиной. Не скажу, что женщины глупее мужчин, это не так. Просто Господь сотворил их ум иначе… Вот уже подставила мне ладью. Даже не заметила, что я напал. – Мономах радостно снял с доски белую ладью (он позволил Василисе начать игру) – роскошное изображение судна, а не ту ладью, какой играют теперь.

Мстислав не без труда сдержал улыбку. Он-то знал эти уловки Василисы и каждый раз, проигрывая ей, надеялся отыграться в следующий раз. Но Василиса придумывала новую, совершенно неожиданную уловку.

Очень скоро положение фигур и пешек Мономаха стало плачевным, а потом он получил мат.

– Надеюсь, под стол мне лезть не надо? – мрачно осведомился Мономах.

– Да ты что, великий князь? – испуганно проговорила Василиса.

– Освободите ее мужа, – приказал Мономах. – Я свои обещания держу. Переночуйте и убирайтесь в Новгород. – Его явно намного больше огорчило не поражение, а то, что он оказался не прав, говоря, будто женщина не может на равных играть с мужчиной в шахматы. Минуты через две он прогнал всех и оставил только Мстислава, с которым говорил о делах государственных.