– Ты тоже, старина, не обольщайся, – шевелю губами я.

* * *

Хвала небесам, тело Скотта восстанавливалось легко и быстро. Я планировал вернуться к учебе как можно скорее. Сразу же как только будут готовы поддельные документы и снята новая квартира в Оксфорде. Первым делом мне принесли ноутбук с моими учебными пособиями. Заодно я залез в почту.

Я залез в свою почту и обомлел.

Она была забита письмами от Катрины. Их было штук сто, если не больше. И каждое последующее страшнее предыдущего. Столько боли, тоски и отчаяния я не видел никогда прежде. Последнее было написано несколько недель назад и заканчивалось словами: «Я еду в Рим. Говорят, этот город ближе всего к Богу. Я обойду все соборы и помолюсь в каждом из них о твоем возвращении. Я погибаю без тебя…»

Этот кошмар нужно было остановить. Его нужно было остановить сию секунду. Я позвонил Никтее и потребовал билет на самолет в Англию.

– О господи, какое рвение к учебе, я прямо прослезилась, – ответила она. – Только вот твои документы еще не готовы.

– Сколько ждать?!

– Неделю примерно.

– Я не могу ждать неделю!

– Ну что поделать, у меня нет волшебной палочки, капитан.

Я ответил Катрине, я написал ей, что со мной все хорошо. Теперь уже я написал ей сотню писем, но она не ответила ни на одно из них. На телефонные звонки она тоже не отвечала. Как только мне вручили новый паспорт с новым именем я тут же, как безумный, рванул в Англию. Я не представлял, что скажу ей, как только притащусь к ней в теле незнакомого сорокалетнего мужика. Жестоко. Но оставлять ее в том состоянии, в котором она находилась после моего исчезновения, было еще большей жестокостью. Я хотел быть с ней рядом. Более того, я решил, что хочу быть с ней рядом ВСЕГДА.

«В конце концов, можно жениться, чтобы просто сделать счастливым кого-то».

В Лондоне я зашел в лавку «Тиффани» и купил кольцо с самым большим бриллиантом, который у них нашелся. Катрина Кубиш будет моей женой, и ни один подонок больше никогда не причинит ей боль. Ни один подонок, включая меня.

* * *

Я не смог попасть в нашу с ней квартиру, ключи не подошли. Я не нашел ее в университете и ни в одном из десятка мест, в которых мы любили бывать. В конце концов я обратился в чешскую клинику Уайдбека, поднял на уши всю регистратуру и потребовал выдать мне телефонные номера родителей Катрины.

– Добрый вечер, я бы хотел поговорить с Катриной. Мы с ней были немного знакомы…

Тишина в ответ.

– А кто ее спрашивает? – наконец говорит ее отец.

– Однокурсник. Мы вместе учимся в Оксфорде.

– Тогда странно, что вы не в курсе.

Снова тишина.

– Да, я не в курсе. Она все еще в Англии или куда-нибудь…

– Она умерла.

Я осел на пол, ноги подкосились, не выдержав вес моего тела.

* * *

Катрина выбросилась из окна своего номера в отеле «Редиссон» в Риме, куда отправилась на каникулы. Свидетелями стали несколько десятков человек, в основном туристы. В крови не было найдено ни алкоголя, ни каких-либо других химических агентов, которые могли бы спровоцировать самоубийство. Предсмертных записей не было.

– Записей-то не было, но я точно могу сказать, что Катрина не вынесла смерти своего парня. Его тело нашли в Альпах, – говорит мне одна из ее подруг, которую мне удалось подкараулить у дверей аудитории факультета лингвистики. Я представился ей старым другом Катрины, и Дженни охотно выложила мне все, что знала.

– Бред, она никак не могла знать, что я умер! Что он умер, – взрываюсь я. – Она никак не могла узнать!

– Говорю то, что слышала своими ушами, – обижается девушка, – я разговаривала с ней накануне произошедшего. Катрина узнала, что он погиб, когда была в Риме. Жаль, что я тогда не поехала с ней…

– Она не была похожа на человека, который может сделать это с собой, – едва дышу я.

– Могла. Теперь я знаю, что могла. Вы в курсе, что Катрина уже едва не покончила с собой несколько лет назад? Перерезала себе вены из-за другого парня, несколько месяцев проходила психотерапию в Чехии…

Я каменею.

– Я в курсе. Но разве она не была там из-за алкогольной зависимости?

– Что? – щурится Дженни. – Вы Катрину вообще хорошо помните? У нее никогда не было проблем с алкоголем.

О небо… Я мог выяснить все это раньше, но предпочитал не лезть в ее личное пространство. Я был уверен, что есть вещи, которые мне можно не знать, что есть скелеты, которые не обязательно вытаскивать из ее шкафа из праздного любопытства… Я ошибся.

* * *

Последующие несколько недель просто выпали из моей памяти. Я напивался, приходил в себя и тут же напивался снова. Однажды я открыл глаза и обнаружил себя в кровати в чистой пижаме, квартира сияла, пол больше не был завален бутылками, на кухне стояла мама и колдовала над кастрюлей.

– Хочешь немного бульона, милый? – спросила она, как только заметила, что я очнулся.

– Что ты здесь делаешь?

– Прилетела сразу же, как только заметила, что твой компьютер накрылся. И телефон тоже. Никтея дала адрес.

– Не нужно было…

– Еще как нужно было, – слышу я голос отца. Поворачиваю голову – он сидит в кресле у окна и жонглирует миниатюрной коробкой бирюзового цвета – той самой, в которой лежит обручальное кольцо.

– Анджело, помоги ему сесть, я накормлю его.

– Я не хочу есть.

– А придется! – не терпит возражений мать. – Вот почему тебе стоило выбрать девушку-десультора! С отношениями на одну ночь делай что угодно, но если уж дело доходит до обручальных колец, то, бога ради, пусть она будет десультором. Любовь калечит и убивает!

Отец сажает меня на кровати и начинает вливать в меня бульон, как в какого-нибудь пятилетнего пацана. Он очень сердит.

– Самое время угробить новое тело! Хочешь провести еще три года где-нибудь на краю Земли в теле сумасшедшего? Суп, ацетаминофен и больше никакого алкоголя, Крис.

Я глотаю таблетку и первую ложку бульона, вкуса которого не чувствую вообще. Отец качает головой:

– Теперь ты понимаешь, почему люди относятся к любви с таким благоговением? Почему она проходит красной нитью через все пласты человеческого искусства? Все эти книги о любви, фильмы о любви и музыка туда же… Или почему человек может дышать грязным воздухом, способен методично уничтожать себя наркотиками, но существование без любви кажется ему совершенно невыносимым? Да по той же самой причине, по которой туземцы, населяющие побережья, поклоняются океану: они беззащитны перед лицом стихии! Они не знают, когда нагрянет шторм и камня на камне не оставит. Трясутся, страдают, но жить без своей стихии не могут, черпают в ней вдохновение, утоляют ею свой эмоциональный голод, и даже когда волны перекрывают им кислород – наслаждаются агонией, почитая ее за высшую награду. Безумцы! Но нам повезло намного больше, Кристиан. Мы не такие. Помолись как-нибудь и скажи Богу и ангелам спасибо, что ты не такой.