Амандина посмотрела на пакет, потом на Доминик и начала развязывать шпагат.

Доминик потянулась к ней.

— Здесь, давай я помогу.

— Я сама. Я должна сама.

Амандина освободила сначала один угол пакета, затем другой, шурша бумагой. Она села прямее и вынула маленький черный бархатный конверт с жесткой спинкой, в трех углах застегнутый на бархатные кнопочки. Девочка отстегнула уголки один за другим — на жесткой части конверта висел кулон. Он был выполнен в виде маленького флакона из какого-то фиолетового камня с пробкой из лиловой жемчужины. Не открепляя ленту, Амандина приподняла камень, почувствовала его тяжесть на своей ладони.

— О, — только и смогла произнести она. Потом снова и снова.

— Можно посмотреть?

Не отвечая Доминик, Амандина продолжала рассматривать находку со всех сторон.

— А вот и лента, — сообщила она, открепляя полоску того же черного бархата, как конверт.

— Это носят на шее?

— Думаю, да.

Доминик опустилась на колени у кресла Амандины, рассматривая кулон, который девочка держала за ленту, позволяя ему свободно раскачиваться.

— Да, прекрасное ожерелье. Очень старое, я думаю. И скорее всего уникальное. Хочешь примерить его? Придержи волосы, а я застегну сзади. Вот так… Подожди, я поправлю, чтобы камень лежал правильно.

Доминик поднялась на ноги, отступила назад и любовалась эффектом.

— Амандина, выглядит замечательно. Кто была та леди, которая оставила его для тебя? Дама с…

— Соланж сама не знала, кто она такая. Леди, в один прекрасный день пришедшая навестить ее бабушку. Она не была моей матерью. Соланж это знала. Но она считала, что незнакомке известно, кто моя мать. По крайней мере, она так думала.

— Это великолепный подарок.

— Соланж называла его символом.

— Конечно, символ.

— Я не понимаю. Но мне нравится.

— Я думаю, что Соланж имела в виду, что кулон был символом материнской привязанности. Ее любви.

— Согласна. У Клод тоже остались символы. Письма и фотографии будут переправлены с ней в детский дом. Я слышала, мадам Обрак говорила Соланж.

— Другой символ, но…

— Вы знаете, почему я хочу обязательно добраться до дома? Я имею в виду до дома Соланж.

— Почему?

— Я смогу расспросить ее бабушку о даме с оленьими глазами.

— Понимаю. И знаешь, что я думаю?

— Что?

— У тебя тоже глаза, как у олененка.

— Амандина, по моей просьбе друзья навели справки о твоем пансионе. О монастыре. Я рассказала им все, что услышала. Конечно, мы пока не знаем, есть ли возможность вернуться, примут ли они тебя обратно, нам еще предстоит установить контакт, мы даже не знаем, не закрыта ли школа. Но это, кажется, лучшее место, чтобы начать…

Разговор происходил в саду, Амандина сидела на металлическом стуле, положив голову на небольшой каменный стол, покрытый скатертью, на котором оставались чашка чая и тарелка с хлебом. На слова Доминик она не прореагировала.

Доминик попыталась снова.

— Мадам Обрак, я имею в виду, если монастырская школа… Ну, мы считаем, что, конечно мадам смогла бы…

Амандина оторвала голову от стола, посмотрела на Доминик.

— Не монастырь. Не мадам Обрак. Я хочу домой.

Доминик вышла из открытых дверей гостиной, в которых она стояла, в сад, на по-весеннему мягкую землю, проросшую сорняками и травой, попыталась обнять девочку. Амандина воспротивилась. Доминик обошла стол.

— Ты ведь понимаешь, что не можешь остаться здесь. Я тоже не могу остаться. Надо уходить.

— Ты можешь помочь мне добраться до дома? Их фамилия Жоффруа. Авизе. Хутор близ Авизе. Соланж говорила, что мы почти добрались.

— Я просмотрела бумаги Соланж. Я знаю фамилии, где они живут, и мы пытались связаться с ними, сообщить им…

— О Соланж?

— Да. И о тебе. Но до сих пор мы не смогли…

— Если вы покажете, куда идти, я смогу.

— Глупая девочка, неужели ты думаешь, что я бы… Они могли уйти. Так много людей покинули свои дома и…

— Соланж считала, что никуда они не уйдут.

— Я знаю, что она в это верила. Но ее мать, семья, они, возможно, у них не было выбора.

— Пожалуйста, Доминик, попытайтесь еще раз. Жоффруа.

— Есть еще одна возможность. Существует человек, который недавно подключился к нам. Он живет дальше на север. Не ближе к семье Соланж, чем мы здесь. Северо-запад. Но все-таки север. Этот человек живет в деревне: большой дом, сад, окруженный каменной стеной. Он владеет землей в непосредственной близости от деревни. Он держит коз и делает сыр.

— Мать Соланж тоже держит коз и делает сыр.

— Не знаю… Это место, о котором я говорю, на реке Уаза. В Валь-дʼУаз. Ты когда-нибудь слышала о нем?

— Насколько ближе к Авизе?

— Я не знаю, на сколько километров ближе, но, как я уже сказала, это к северу отсюда. Недалеко от Парижа. Ты можешь остаться с этим человеком, и он попытается помочь тебе добраться до семьи. А потом, со временем, возможно, он сможет помочь тебе… Он мой отец, Амандина. Его зовут Катулл.

— А ваша мать?

— Моя мать умерла, когда я была ребенком. У меня есть два брата.

— Два брата? Как их зовут?

— Одного зовут Паскаль. Другого — Жиль, но оба они… Они были угнаны бошами в начале оккупации. Оба работают в Германии.

— Собираетесь ли вы домой, к отцу? Может, мы отправимся вместе?

— Нет, домой я пока не собираюсь. Не теперь. Когда-нибудь, но сейчас я должна…

— Вы такая же, как Лилия?

— Лилия?

— Дочь мадам Обрак. Она как солдат. У нее есть пистолет. Я видела его один раз.

— Да, я полагаю, я немного похожа на Лилию. И это одна из причин, почему я не могу сопровождать тебя сейчас ни в монастырь, ни к мадам Обрак, ни даже в Валь-дʼУаз. Ты должна понять, что не от нас с тобой зависит, куда ты сейчас можешь отправиться. Другие знают больше, чем ты и я, поэтому мы сделаем, как они скажут. Но независимо от того, где ты сейчас находишься, друзья помогут.

— Какой он? Господин Катулл.

— Он, он, не знаю, он — фермер, высокий и плотный. Говорит тихо. Все считают, что я на него похожа. Наши глаза — янтарь. Иногда зеленые. Он будет, он будет рад, очень рад, если ты останешься с ним. Я это знаю. Там могут появляться и другие люди. Время от времени. Он будет заботиться о тебе.

— Он очень стар? Он не умрет, пока я там, правда?