* * *

Как-то все не заладилось с самого начала процесса.

Зачем-то Виктор отказался от предложенной юридической помощи.

Сердобольная Евгения Савельевна с утра притащила с собой какого-то потрепанного вида дедка, который представился адвокатом. Она отчаянно наседала на Виктора и советовала идти в суд только с защитником.

— Тоже мне защитник! — Малышев хмыкнул. — Он и себя-то не может защитить. Ну его к лешему!

Виктор хоть и пообещал няньке отправиться в суд с адвокатом, но как только они вышли из дома, тут же постарался от него отделаться. Дед, как ни странно, даже не обиделся. Только пожал плечами, что-то проскрипел, кажется, на латыни: «Воленс-ноленс»[4]— и испарился.

Судья, которая и в прошлый раз Виктору не понравилась, сегодня вызвала острую неприязнь…

Она бросала, как ему показалось, многозначительные взгляды на холеного банковского хлыща, целью которого было оставить Виктора без квартиры, и хлыщ отвечал ей заговорщицкими улыбками.

«Спелись», — тоскливо подумал Виктор.

А вернее — договорились, потому что ни тот ни другая не смотрят на него, словно он человек-невидимка, или хуже того, ничтожество, которое необязательно замечать.

Интересно, сколько стоит засудить такого человека как он, Виктор?

В рублях, долларах или евро она берет?

Малышев вдруг с острой болью вспомнил момент, когда хотел шагнуть в окно…

Он часто его вспоминал и всегда с одной горькой мыслью — если бы он тогда ушел, если бы Света его не остановила…

Детям могли бы оставить квартиру! Ведь сиротам положено жилье. И не выселяют у нас несовершеннолетних — тех, кто без родителей остался…

Или не так?

Виктор почувствовал подступивший к горлу комок, сглотнул и протер глаза.

Еще не хватало этим хищникам — судье и банкиру — заметить его слезы.

Он будет бороться. Потому что его детям необходимо достойное жилье, а не метания по съемным квартирам.

Виктор поднял голову и расправил плечи. Да, он будет бороться — грамотно, напористо и хладнокровно.

Ведь его ход со встречным иском сыграл свою роль!

Правильно ему в Интернете подсказал один известный адвокат. Не поленился ответить и даже скинул форму искового заявления. И еще дописал: «Наступайте, Виктор! Ваше дело правое! Удачи, Артем П.».

Виктор распечатал это послание и повесил над письменным столом, за которым проводил ночи напролет, выискивая прецеденты или хоть какие-то зацепки и соломинки для спасения своей квартиры.

Да и жизни.

— Прошу стороны встать. Вам разъясняются ваши права, — как сквозь вязкую пелену слышал он слова этой молодой и, честно говоря, симпатичной, но от этого не менее неприятной ему судьи. — Ответчик, вы имеете право… ходатайства… возражения… письменном виде… доказательства… свидетелей… обжаловать… — доносились до него отдельные слова. — Вам ясно, Виктор Иванович? — Кузнецова первый раз посмотрела в глаза Малышеву.

Он кашлянул и потер переносицу.

— Да-да. Кажется, все ясно.

— Виктор Иванович? Кажется? Или все ясно? Скажите четко. Это важно, — она говорила с ним как с душевнобольным.

Малышев закипел:

— Ничего мне не кажется. Все ясно!

— Хорошо.

Он сел, обхватив голову руками. Тысячи вопросов в голове не давали ему возможности сосредоточиться.

Миллионы долга, детские проблемы, болезнь Екатерины Викторовны…

Что делать со Светой?

Почему давно не приходит во сне Лика?

Зачем он здесь?

Малышев сдавил виски и заставил уйти из головы все лишнее.

Главное, сосредоточиться! Главное! Самое главное! Что?

А, вот что!

Кредит!

Ипотека!

Кабальные проценты.

Он на автомате выслушал до боли, до каждой буквы и запятой известный ему иск банка. Только сумма за прошедшие несколько дней еще увеличилась. Даже судья заинтересовалась. Или сделала вид, что ей интересно — по какой такой схеме считают в «Астра-Финансе» проценты?

— Поясните, истец, на каком основании сумма иска увеличилась? Что за формула? Каков механизм расчета? — Она стала листать толстенный том его дела.

Виктор усмехнулся. Он уже изучил досконально все механизмы и формулы. Он знал их наизусть.

Главный механизм — алчность, а формула — «грабь слабого».

Холеный представитель банка Троицкий будто услышал Малышева.

— Это вовсе не грабительские формулы, как пытается представить должник Виктор Иванович Малышев. Это элементарная математика, основанная на положениях Кредитного договора и Гражданском кодексе. Ваша честь, я не смею напоминать высокому суду все статьи, применимые к подобному спору, так как они тщательно изложены в самом исковом заявлении. А формула расчета задолженности обоснована в приложении к иску. И вот еще, пожалуйста, приобщите к делу новые расчеты. — Хлыщ протянул стандартный лист, испещренный уравнениями и математическими расчетами.

Протянул так, как будто не шкуру последнюю с Малышева сдирал, а меню подавал в «Пушкине».

Виктор бывал там с Ликой в лучшие времена. Не часто, но пару раз точно. Они от души смеялись над их обращением: «Сударь, сударыня». Забавно это звучало. И даже непомерно большой счет не омрачил их безудержного веселья.

Он бы сейчас отдал даже квартиру, да что квартиру — полжизни, чтоб вернуть Лику.

Можно и в Барабинске у Светы жить, в конце концов.

Мысли о Лике вновь унесли его прочь из зала суда.

А нужно было сосредоточиться, внимательно слушать, ловить этого смазливого банкира на его же словах. Бить по всем фронтам его же аргументами.

Малышев вскочил.

— Мне объясните! Откуда? Почему такие проценты?

— Что же тут неясного? — скривился банковский инквизитор. — Под какую ставку вы брали заем? Помните? Ну же! — Он продолжал противно ухмыляться.

— Помню! Не нукайте на меня, я не мул, а человек. Заемщик. Клиент! И в соответствии с законом о защите прав потребителей вы должны меня уважать! — на едином выдохе отбрил нагловатого юриста Виктор. — А процент был заявлен — двадцать. Высокий, но мне он был по силам. Даже когда Лика… моя Лика… ушла совсем. Я все мог оплатить. Все!

— Ну так в чем же проблема?..

— Я правильно вас понимаю, истец, что к моменту рассмотрения вашего иска в суде ответчик Малышев выплатил сумму в общей сложности… — кажется, эта Фемида в черной мантии подбирала нужные слова.