

— Ты сумасшедшая, — смеялся я.

— Ну и ладно. Это все закончится, всегда заканчивается… Я не хочу терять ни день. Жалеть и убиваться потом буду, сейчас — некогда и не хочу.

В дурмане время летело незаметно. Живот у Владки рос, у меня росли круги под глазами — спать было категорически некогда. Всё моё время уходило урывками на работу, там все вконец разленились без меня, на скандалы с Юлей, бесконечные перелёты, и наконец — на Владу. А если ты после работы, летишь навстречу, зная, что вскоре обратно, спать просто преступление.

— Наверное, пора домой, — со вздохом признала Влада, когда я уснул посреди разговора.

Домой она хотела и боялась одновременно. Ещё не знала, как сказать Игорю. В этом вся Влада — она не умела делать больно другим, даже когда искренне этого хотела. И теперь чувствовала, что в ответе за этого великовозрастного мужика, все свои беды сотворившего своими руками. Он вернулся домой, когда мы собирали вещи. Куджо, чувствуя, что мы скоро уедем носился по квартире с поводком в зубах, переживая, что мы можем нечаянно его забыть. Он ревновал Владу ко мне, маленький и удивительно чуткий пёс.

— Уезжаете? — сухо спросил Игорь.

— У вас есть вторая дочь, — напомнил я. — И ей сейчас кажется, что весь мир против неё. Ей бы не помешала ваша поддержка.

Игорь дернулся ко мне, я знал, чего он хочет — ударить, желательно так, чтобы кровь брызнула из разбитого носа. Я для него был обидчиком его дочек. А он для меня никем пока был, а что дальше — время покажет. Себя я святым отнюдь не считал, но отчитываться перед Игорем — увольте.

— Пойдём, — позвал я Владу. — Самолёт.

— Надо же, и тут совсем осень, — удивилась Влада уже в нашем городе, прижавшись лбом к стеклу автомобиля.

А потом она удивила меня. Во-первых категорично отказалась съезжать из своей квартиры, несмотря на то, что я нашёл идеальный вариант и с точки зрения безопасности, и с точки зрения комфорта.

— Это моя квартира, — упрямо сказала она. — Ты и так львиную долю ипотеки оплатил, оставь мне хоть что-нибудь свое, пожалуйста.

Во-вторых… она сказала, что все. Там, в чужом городе грешить можно было, а здесь — нет. И чего я её так обратно тащил? Стоит, животик туго натягивает футболку, волосы в косу заплетены, в глазах упрямство, а рядом Куджо сидит, злорадствует, ревнивец мелкий.

— Ты женат, — сказала она, словно вспомнив об этом факте. — На моей сестре.

И не переубедить никак. Пытался сказать даже, что все эти недели здесь жил, что бездомный, пробить на жалость — бесполезно. Так и ушёл, с сумкой через плечо, в никуда, пообещав вернуться, до ближайшей гостиницы.

Я обещала себе вернуться домой в двадцать две недели. Солгала. Все тянула и тянула время, такое невозможно сладкое, неповторимое и невозможное. Я знала, что когда вернусь с этим придётся завязать, понимала, что будет меня ломать. Я прожила, прячась от жизни в квартире Игоря, до двадцати пяти недель. Это лучшие недели в моей жизни, мой медовый месяц.

— Ты не можешь меня прогнать, я бездомный, — давил на жалость Юрка.

Кто бы знал, как мне этого не хотелось! Но… решила же. Я упрямая, упрямство в крови нашей непонятной семьи. Если что решил, иди до конца, даже если весь мир считает, что ты поступаешь неправильно. Именно поэтому так нелепо погибла мама. Поэтому Юля хочет погубить ребёнка. Поэтому папа оставил нас, уехал строить новую жизнь. И да, поэтому я реву ночами в подушку, и все равно не впускаю Юрку. Нет, пускаю на чай, варенье то доедать нужно. А потом — на выход.

Тем более — какие утехи? Живот на нос лезет. В двадцать шесть недель он у меня уже так гордо торчал вперёд, что позавидовали бы и те, кому рожать вот-вот. По договору я должна была обследоваться в той же клинике, в которой мне подсаживали эмбрион, но я панически боялась. По условиям договора я должна была согласиться на прерывание беременности по желанию биологических родителей и при наличии у ребёнка патологий. Я боялась того, что у Юли там все прикормлены, а преждевременные роды так легко спровоцировать…. Юрка сказал, что он все решил, но береженого то бог бережёт. Я встала на учёт в обычной поликлинике, и даже не по месту жительства — опять же, берегусь Юли.

— Я устал, замёрз и голодный, — не унимался Юрка.

— Ты миллионер, — напомнила я. — Ты не имеешь права быть голодным.

Юрка притягивал меня к себе, терся носом о подросшее пузо, вздыхал тоскливо, совсем как Куджо, когда ему гулять хотелось, а мне не очень. Так дни и шли, день за днём складываясь в новые недели. Я опасалась родить преждевременно, поэтому каждую неделю отмечала в календарике и каждой радовалась, как родной. Двадцать пять недель, уже мелкий человечек. Двадцать восемь — уже килограмм весом….

— Поехали на шашлыки, — позвал Юрка. — Помнишь, я тебя звал, двенадцать лет назад? Так вот, лучше поздно, чем никогда.

Я — трусиха. Мне страшно. Там будет его не по годам мудрая сестрёнка с мороженым, его родители, одним словом — семья. Такая, какой у меня никогда не было. Но отказать Юрке не получилось, я влезла в свое самое большое платье, в тщетной попытке скрыть живот и поехала.

На дворе — самый конец ноября. Какой бы тёплой не была наша осень, уже облетели с деревьев листья, лужи покрываются корочкой льда, который звонко хрустит ломаясь под ногами. Какие шашлыки? У семьи Юрки другое мнение. И правда, дымом пахнет с участка, мясом. Вышла из машины, сразу услышала взрывы смеха, не громкую музыку. И плевать им, что осень, почти зима уже, что холодно.

— Может, не нужно? — спохватилась вдруг я.

— Ещё как нужно.

И буквально затащил меня за руку внутрь. Зато Куджо счастлив, влетел вперёд нас с громким лаем, ему тут нравилось. Да и мне нравилось, но… тут же его семья. А я кто? Разлучница, любовница, та, которую, словно змею пригрели за пазухой. Родная сестра жены… Я шагаю, куда деваться, если моя ладонь так крепко зажата в его, но мечтаю провалиться сквозь землю. Мне здесь не место.

— Здравствуйте! — отец у Юрки громогласен. — Сосиски пока жарим, чтобы дамы нас не сожрали, пока мясо дойдёт… Владу усаживай и иди за углем, второй мангал разожжем.

Меня и правда усадили. Всё вокруг хлопотали, слишком, слишком много людей. Женщины сновали из дома с посудой, туда я встав и направилась — вдруг помощь нужна. На кухне все вверх дном.

— Вам помочь?

— Прям уж, — обернулась Наташа. — Ты же беременная. Хотя, есть у меня для тебя работа…

В люльке, что стояла прямо на столе закопошился ребёнок. Маленький совсем, тот самый, чью пяточку я видела. Его Наташа взяла и бесцеремонно пихнула мне в руки.

— Аллочка, — представила она. — Поела, но капризничать изволит. Думаю, наваляла полный подгузник. Все наверху, в маленькой комнате, иди, тренируйся.