— Может, она решила, что так будет лучше для тебя?

— Ты говоришь сейчас, прямо как она.

Эндрю пожал плечами. Он явно начал раздражать ее — однако пришел он сюда вовсе не за этим. Опустившись на землю рядом с Лиззи, Эндрю поднял палочку и начал рисовать в золе кружок.

— Слушай, а эта ее обмолвка в самом начале, — заговорил наконец он, — насчет сна… Ты спросила, как она узнала, что Альтея умерла, и она ответила, что у нее был сон. Что она имела в виду?

Лиззи взглянула в сторону.

— Ничего. Ничего она не имела в виду. Просто болтала ерунду.

— Я видел твое лицо, когда она это сказала, Лиззи. Это явно была не ерунда.

Он чувствовал, как старательно она обдумывает свой ответ, прикусив зубами нижнюю губу. Наконец Лиззи пристально посмотрела на него:

— Ты веришь в духов?

Его застал врасплох этот вопрос — или, вернее, то, как она это спросила, словно пробуя его реакцию.

— Если ты спрашиваешь, верю ли я в то, что после смерти некая часть нашего существа остается здесь — то да, я в это верю. Некоторое время после смерти отца мне постоянно казалось, что я слышу, как он у себя в комнате шуршит газетой.

— А ты не считаешь это самовнушением? Будто принимаешь желаемое за действительное?

На этот раз Эндрю не торопился с ответом, чувствуя, что подвергается новому и более критичному испытанию.

— Нет, — сказал он наконец. — Я считаю, что большинство из нас покидают этот мир, оставив какие-то дела незаконченными. Не сказав какие-то нужные слова, не использовав какие-то возможности, не исправив ошибки. Может быть, это и удерживает нас здесь. Как Джейкоба Марли с его цепями[17]. Все мы привязаны к этому миру своими сожалениями и раскаянием. И мы не можем отправляться дальше, пока не избавимся от них. Или, по крайней мере, пока не примиримся с ними.

В ее глазах внезапно выступили слезы. Они мелко дрожали на ресницах, грозя сорваться и упасть. Лиззи попыталась их сморгнуть, но было уже поздно: одна слеза покатилась по щеке, размывая дорожку в мазке сажи.

— Иногда я спрашиваю себя… — Она помотала головой и отвернулась, не договорив.

— О чем?

— Ни о чем. Забудь.

— Скажи мне, Лиззи. О чем ты себя спрашиваешь?

Она ладонью откинула волосы назад, оставив на лбу еще одну полоску сажи.

— Иногда я задаюсь вопросом: а что, если Альтея… если некая ее сущность до сих пор пребывает здесь, пытаясь разобраться с какими-то делами. — Лиззи замолчала, ее взгляд заметался. — Я порой ощущаю ее присутствие. И даже оборачиваюсь иногда, ожидая увидеть ее рядом. И никогда ее не нахожу.

— Только то, что ты ее не видишь, не означает, что ее нет.

— Ты действительно в это веришь?

— Верю, — уверенно, словно констатируя факт, ответил Эндрю, потому что для него самого это прозвучало истинной правдой. Это было бы так похоже на Альтею — находиться рядом с близкими людьми, которых она очень любила. Удостоверяясь, что с ними все в порядке, и пытаясь по возможности собрать воедино осколки своей семьи.

— То, что Ранна сказала на крыльце — о запахе духов Альтеи, — со мной случалось тоже. Не постоянно, но время от времени. А еще она оставила мне книгу с записями и с засушенными в ней травами и цветами — типа наставлений для меня. Я знаю, это звучит как сумасшествие, но она, похоже, и вправду здесь и постоянно со мною общается.

— Это совсем не кажется сумасшествием, Лиззи. Это совершенно в духе Альтеи. Она очень тебя любила. И если хочешь знать мое мнение — для нее нет более объяснимой причины оставаться здесь, нежели эта.

Уголки рта у нее дрогнули, однако это было мало похоже на улыбку.

— Спасибо тебе за эти слова. Я думала, ты пришел сюда меня укорять, что я такая плохая хозяйка. Этого разговора… я не ожидала.

Эндрю тоже такого не ожидал. Он отправился искать Лиззи, потому что хотел поговорить с ней о пожаре. И, возможно, о Ранне — о том, что, быть может, таится в основе гнева Лиззи на мать. А вместо этого она оставила обычную бдительность и впервые позволила ему увидеть себя без доспехов. Однако теперь, когда она это допустила, Эндрю внезапно оказался на очень зыбкой почве.

Лиззи по-прежнему смотрела на него, ожидая, что он скажет что-то в ответ, и в сгущающихся сумерках ее лицо казалось резким. Она была настоящей Лун, до кончиков ногтей. С белой, точно фарфоровой, кожей, с черными, как глубокая ночь, волосами, со светящимися глазами цвета ртути. Словно вышедшая из какой-то взрослой сказки — но настолько реальная, что ее можно коснуться рукой.

— Давай уже пойдем, — сказал Эндрю, решительно вставая. Просиди он здесь еще немного — и непременно скажет ей что-то глупое. Неосторожные слова, которые нельзя будет забрать обратно.

Вокруг совсем стемнело, когда Лиззи наконец вернулась в дом. Остатки ужина были уже убраны со стола, посуда перемыта и поставлена сушиться на решетку. Лиззи была этому рада — хотя и не могла понять, куда же делась Ранна. Может, она поняла, что представление с Лазарем не прокатило, и уже держала путь обратно в Калифорнию?

Однако эта надежда мигом оборвалась, когда Лиззи заслышала сверху резкий всплеск приглушенных голосов. Она стала подниматься по лестнице, не предвкушая ничего хорошего. В комнате, где прежде была спальня Ранны, горел свет, и происходило там что-то однозначно неприятное. Когда Лиззи добралась до верхней площадки, голоса зазвучали отчетливее: Эвви ворчала насчет хиппи и ночлежек, а Ранна огрызалась, что нечего, мол, ей указывать в ее же собственной комнате. Когда вошла Лиззи, обе одновременно повернули к ней голову.

— Что здесь происходит?

Эвви выставила подбородок, точно надувшееся дитя:

— Я пытаюсь среди этой свалки как-то расчистить ей место для сна. — Она помолчала, указывая рукой на составленные коробки и разные предметы домашнего обихода, загромождавшие комнату. — Вот наконец расчистила кровать, сказала ей, где взять постельное белье…

— Я уже несколько недель нормально не спала, — сразу ощетинилась Ранна, надувшись так же, как Эвви. — Мне не надо никакого белья. Я хочу просто куда-нибудь упасть.

Тогда Эвви сложила на груди руки и сузила глаза:

— В этом доме спят на постели. Так же, как моют после ужина посуду и ставят ее сушиться.

Судя по всему, битва между ними завязалась еще на кухне. Что не удивительно, учитывая извечную неприязнь Ранны ко всему, что связано с бытом. А Эвви наверняка напрямик озвучила ей свое мнение. В ее генах не было умения сдерживаться, когда она считала нужным что-либо сказать.

Закрыв на миг глаза, Лиззи глубоко вздохнула.