Перед сном читала дневник Чуковского: «Жил-был крокодил, он по Невскому ходил, папиросы курил, по-турецки говорил…» Кажется, увлеклась.

Так вот, даже автор «Крокодила», очень светлый счастливый человек, оказывается таким же «счастливым», как все остальные, и пишет: «… я нищий, бегаю по издательствам… моя жизнь клочковатая, я – страдалец, банкрот, раздавленный сапогом неудачник…»

Поняла, что даже такой успешный писатель, как я, тоже может встретить на своем триумфальном пути к славе разные тернии и колючки вроде Аркадия с его нежеланием подписывать договор…

Несколько дней ничего не записывала – все мысли были заняты обычными писательскими проблемами: договор, тираж, гонорар…

Сегодня наконец приехала в издательство подписывать договор. Аркадий был со мной очень мил и пытался всучить мне какую-то написанную от руки бумагу без его подписи и без печати. Может быть, Аркадий с детства болен редкой болезнью – органическим нежеланием подписывать договоры? Но я была на страже своих прав и быстро, не читая, подписала договор сама. Он такой славный человек, и его жене так нравится моя книга, – немыслимо вмешивать в наши отношения прочтение договора, как будто я ему не доверяю.

Я вышла из издательства совершенно счастливая, уселась в машину и, только покурив от счастья, смогла изучить мой договор. В договоре было написано:

1. Издательство может издать мою книгу, а может и не издать, как дело пойдет.

2. Издательство не заплатит мне гонорар, потому что об этом не было сказано ни слова.

Я поняла все условия договора, кроме одного. Не понимаю, почему нужно было доводить меня до истерического состояния и почему нельзя было мне культурно сказать:

– Дорогой Автор! Мы можем издать вашу книгу без гонорара, а можем не издать, тоже без гонорара. Выбор за вами.

И я бы культурно ответила:

– Дорогое Издательство! Я безумно счастлива оттого, что вы издаете мою книгу, поэтому мне это глубоко однофигственно, а про гонорар я все придумала, исключительно поддавшись дурному влиянию Петра Иваныча и Никиты с Аленой, которые ничего не понимают в творчестве, а разбираются только в торговле.

Очень довольна, что все наконец устроилось, и меня больше не волнуют мысли о гонораре. Теперь я снова могу заняться домашним хозяйством, например, проверить Мурин дневник.

– Мурочка, детка, покажи-ка мамочке свой дневничок, – сладко пропела я и тут же, не выдержав, перешла на строгий отцовский бас: – Где твой дневник?!

– Нету. Нету дневника. Потеряла, – пискнула Мура.

– Мура! Неужели ты спрятала дневник, как жалкая первоклашка?

– Нет, потеряла, потеряла!

Похоже, она не собирается давать мне дневник… Но со мной шутки плохи! Удалось договориться – Мура разрешает мне одним глазком взглянуть на дневник, а я за это покупаю ей розовый браслет в комплект к розовому колечку.

– Только из моих рук! – кричала Мура, изо всех сил цепляясь за дневник.

Мурин дневник почему-то весь исписан красной ручкой, почему? Мы раньше всегда писали синей. А-а, поняла, это все замечания. Классная написала пять замечаний от себя и три от имени других учителей. Например: «Со слов учителя математики, весь урок рисовала чертиков на руке соседа по парте. Считаю, она должна рисовать не чертиков, а что-нибудь хорошее, светлое». «Со слов учителя истории, на уроке вертелась и строила глазки. Считаю, ей рано этим заниматься на уроке истории».

Похоже, Мурин дневник – ее любимое местечко для записывания своих мыслей. А может быть, классная просто ведет свой личный дневник внутри Муриного дневника и дальше начнется самое интересное? Вот две последние записи, датированные сегодняшним числом: «Деточка, отнеси дневник на подпись хотя бы соседям!» и «Терпение кончилось! Завтра дневник пойдет со мной к директору!».

Ни за что не буду подписывать такой дневник! Вот пусть теперь Мура сама и отдувается, ей жить, – а я не могу всегда водить ее за ручку…

Пусть делает, что хочет, – хочет, сжигает дневник или валит все на Льва Евгеньича – к примеру, он съел дневник… Заодно научится нести ответственность за свои поступки.

– Я твоя дочь, – горестно сказала Мура. – Ты моя мать. – Сейчас попросит помочь ей избавиться от дневника. Я-то как взрослый человек склоняюсь к тому, чтобы дневник сжечь, но… пусть решает сама.

– В свете этого я хочу с тобой серьезно поговорить. Что ты мне подаришь на Восьмое марта?

И тут я ужасно рассердилась на Муру за такую вопиющую безответственность и закричала:

– Вместо того, чтобы половчее избавиться от дневника, ты думаешь о подарках?! Сколько у тебя двоек по физике, восемь?!! Ты у меня дождешься, что я проверю форму твоей головы!!

Прости меня, Боже, я сама, в сущности, училка, но какая же зараза эта физичка! Понятно же, что детям поступать, и все готовятся с репетиторами по выборочным предметам. А нагрузка в гимназии огромная! Зачем, к примеру, Муре знать про какой-то институт папства? Я сама о нем ничего не знаю, и ничего, даже диссертацию защитила.

Иногда Мурка до ночи делает уроки, к двенадцати выплывает из своей комнаты и направляется в ванную, а я ору: «Не смей мыться! Иди спать! Я тебя запрещаю мыться!» Один раз соседка осторожно (видимо, боялась, что я буйная)спросила: – А почему вы не разрешаете Мурочке мыться?

– Мыться вредно! – рявкнула я. – Это такое новое течение в педагогике, читайте прессу!

Но иметь восемь двоек по физике все же чересчур!

– Кем ты хочешь быть, Мура, неужели дворником?! – орала я, чувствуя, что это уже вовсе не я, а моя мама…

И в этот момент раздался звонок в дверь.

На пороге стоял Небритый Красавец, конвоируемый консьержкой в фуражке, надетой на теплый платок. (Консьержка любит сама провожать моих гостей, потому что иногда ей удается прорваться на мою территорию и поучаствовать в беседе.)

– Что это вы так кричите на Мурочку, даже внизу слышно! – сказала консьержка, и я быстро ответила:

– Спасибо, что проводили гостя, всего вам хорошего!

Как неудобно, человек первый раз в доме и угодил прямиком в скандал!

– Андрей, это вы? – задала я глупый вопрос. Как будто Андрей может ответить: «Нет, это не я!» – Проходите, пожалуйста, замечательно, что заглянули, и еще раз большое спасибо вам за… ну, за ДТП.

– Пачку, на которой был записан телефон, я выкурил и выбросил, а адрес случайно запомнил… и вот пришел. Я как раз насчет вашего ДТП…

Я смешалась – неужели я его тоже стукнула?

– Будем подавать в суд на этого вашего чиновника, – сладострастно произнес Андрей.

Мы пили чай, неудобно только, что к чаю у меня ничего не было. Как раз перед скандалом Лев Евгеньич доел мамин пирог с вишнями и сметанным кремом, очень вкусный (мне мало досталось, несправедливо, я в этом доме как сирота).