и спортивных травм, но и от боли в спине, послеоперационной боли, травм, полученных на работе. Однако врачи просто принимают эти страдания как должное, сетует он, указывая на то, что "ни в одном медицинском вузе нет учебной программы по боли". По его словам, даже врачи-онкологи не имеют представления о том, как бороться с физическими муками, вызванными болезнью. "Они не знают, как ее лечить, потому что их не учили, как ее лечить". В результате такого невнимания, считает Боника, Америка оказалась во власти тихой чумы недиагностированных страданий, "эпидемии боли" .

Боника и Ричард сошлись во мнении, что отчасти проблема заключается в том, что врачи слишком неохотно назначают морфин людям, страдающим от боли. Морфин может быть очень эффективным препаратом для снятия боли. Проблема, по мнению Ричарда, заключалась в том, что его заклеймили позором. По словам Ричарда, он приобрел это клеймо "из-за популярного понимания, разделяемого как профессионалами, так и обывателями, что морфин - это лекарство для конца жизни". Поскольку морфин долгое время воспринимался как препарат с высоким риском привыкания, врачи берегли его для особо тяжелых случаев. Поэтому пациенты и их семьи часто не хотели, чтобы врачи назначали морфин, поскольку в народном воображении он воспринимался, по словам Ричарда, как "смертный приговор".

MS Contin был призван устранить этот терапевтический пробел, предложив более доступный механизм доставки морфина в виде таблеток. Участники конференции в Торонто сошлись во мнении, что морфин является прекрасным средством лечения, которое используется недостаточно. Да, существует мнение, что морфин может вызывать привыкание, но, по мнению врачей из Торонто, эти опасения неуместны. "У пациентов, нуждающихся в обезболивании морфином, не возникает привыкания, - утверждал в своем выступлении один из докладчиков, врач из Австрии по имени Экхард Бойблер.

Эта мысль неоднократно повторялась на протяжении всего мероприятия - , когда морфин использовался для обезболивания, он не вызывал привыкания. По словам другого участника, отставного радиационного онколога из Луизианы по имени Джером Ромагоса, важно "опровергнуть многочисленные мифы", окружающие морфин и другие опиоиды, как называют препараты, получаемые из опийного мака. "Многие из этих мифов стали частью фольклора медицинских и сестринских профессий", - сетует Ромагоса. Ричард лично пригласил Ромагосу принять участие в конференции. Звуча как Артур Саклер, когда он отвергал опасность валиума, Ромагоса утверждал, что страхи о том, что люди подсаживаются на морфий, были раздуты, потому что зависимость - "это психологическое заболевание" и возникает только тогда, когда морфием злоупотребляют "те, кому он не нужен".

Для Саклеров это было полезное сообщение. К тому же конференция имела тот успокаивающий клинический оттенок, которым Артур был бы восхищен: это была группа врачей, говорящих о медицине, в медицинской школе. Однако в то же время все присутствующие понимали, что компания Purdue Frederick готова выпустить в США свой собственный препарат морфина, MS Contin. Президент медицинской школы в своем приветственном слове отметил, что MS Contin уже "произвел революцию на канадском рынке наркотических анальгетиков". А компания Purdue выступила спонсором всего этого мероприятия. Заключительный докладчик, британский профессор фармакологии по имени Джон У. Томпсон, сделал каламбур на тему запатентованного механизма непрерывного высвобождения MS Contin, поблагодарив Purdue Frederick за их "щедрое и продолжительное гостеприимство".

Еще в 1950-х годах Артур Саклер понял, что хитрый фармацевт может привлечь якобы независимых врачей для проверки своего продукта, и это мероприятие было именно таким тщательно срежиссированным упражнением по проверке, которое он себе представлял. После конференции некоторые из присутствовавших на ней врачей опубликовали совместное заявление о своих выводах. В нем говорилось: "Морфин - самый безопасный и лучший препарат для борьбы с сильной хронической болью".

 

Когда компания Purdue Frederick выпустила препарат MS Contin в США, он имел огромный успех и изменил судьбу компании. У Purdue появилась возможность стать тем, кем, как надеялся Ричард Саклер, она могла стать: крупным игроком. Компания поймала отличную волну в зарождающемся пересмотре взглядов на обезболивающую медицину. Прибыль взлетела так, как никогда не взлетала при использовании Senokot или Betadine. Но в то же время на заднем плане тикали часы, неумолимо приближался день, когда Саклеры потеряют эксклюзивный патент на те самые таблетки морфина с контролируемым высвобождением, которые они представили миру. Ричард всегда был приверженцем деталей, и сейчас он навязчиво следил за последними данными о том, сколько таблеток продает компания. "Надеюсь, на прошлой неделе продажи не были занижены", - шутил Боб Кайко. "Когда дела идут плохо, Ричард приходит и гасит пилотную лампу, чтобы сэкономить газ".

В 1990 году Кайко направил Ричарду служебную записку. "В конечном итоге MS Contin может столкнуться с настолько серьезной конкуренцией со стороны дженериков, что придется рассматривать другие опиоиды с контролируемым высвобождением, - писал он. Если Purdue собиралась потерять монополию на свое основное обезболивающее, возможно, можно было бы использовать систему временного высвобождения Contin в качестве механизма доставки других опиоидов, чтобы получить новые патенты".

Спустя десятилетия двоюродная сестра Ричарда Кате Саклер заявит, что именно она первой предложила оксикодон. Кате тоже была врачом, получившим диплом Нью-Йоркского университета в 1984 году. В некоторых отношениях она была очень похожа на Ричарда: умная, грубая, с правами, социально неловкая. В итоге она вышла замуж за женщину по имени Сьюзан Шак и родила двоих детей. Кате была названа в честь Кете Кольвиц, леворадикальной художницы из Германии, чьи работы были посвящены пролетариату; возможно, имя стало пережитком раннего флирта Мортимера с коммунизмом. Но Кате было комфортно в своем богатстве. Она любила носить большую пряжку ремня Hermès в форме буквы H. Участие Кате в работе компании со временем то ослабевало, то затухало: одни сотрудники вспоминали ее как постоянное присутствие в здании, другие считали ее не очень вовлеченной в работу. Уровень ее вовлеченности в работу Purdue, как и все остальное, зависел от прихоти.

Когда Артур Саклер был жив, Мортимер и Рэймонд объединились в единый фронт и выступили против него. Но после его смерти между двумя младшими братьями возникли серьезные разногласия. Во время заседаний совета директоров братья садились по разные стороны стола и спорили, злобно ругаясь друг на друга, на глазах у всего совета. Мортимер обладал буйным темпераментом, а Раймонд, при всей своей внешней мягкости, был очень упрям. Однажды на заседании совета директоров братья ссорились с такой яростью, что физически дошло до ударов, когда они бросались друг на друга. (Один из них промахнулся и попал в адвоката).

Поскольку Мортимер большую часть времени находился в Европе, Кате стала его глазами и