— Пульс немного ускоренный и слабый, но, по-моему, ничего страшного. Когда княгиня потеряла сознание, фройляйн Авива? Как это произошло?

— Это произошло совершенно неожиданно и внезапно! К нам приехал в гости Айно. Мы позвали из сада Мишу и сели пить чай. Сидим, разговариваем… И вдруг бабушка Нина как закричит! Закричала и упала.

— Ни с того ни с сего? — с недоверием спросила Ева Шмидт. — Может, кто-нибудь из вас чем-то ее расстроил? Напугал? — Она по очереди обвела молодых людей подозрительным взглядом.

— Мы все сидели и пили чай. Княгиня Нина тоже пила чай, — начал обстоятельно рассказывать Айно. — Потом она крикнула и упала. Со стула. В обморок. На пол.

Ева Шмидт фыркнула:

— Ничего не поняла! Учите как следует немецкий, молодой человек! Кто может рассказать толком, как это случилось?

— Давайте я попробую, — сказал Михаил. — Мы сидели так: я и Айно — спиной к спальне, а бабушка Нина и Анна — напротив, лицом к спальне княгини Кето. Анна за чем-то пошла на кухню. В это время бабушка Нина и закричала. У нее при этом стали такие большие испуганные глаза, а смотрела она на дверь спальни княгини Кето. Она крикнула: «Кето!» — и упала. Я сразу же посмотрел на дверь спальни и увидел, что она слегка приоткрыта. А ведь она была заперта и опечатана полицией!

— Что за вздор! — воскликнула Ева Шмидт.

— Нет, дорогая, это не вздор: дверь-то на самом деле приоткрыта, смотри сама! — сказал Шмидт.

И в этот момент дверь спальни заскрипела и начала тихо отворяться. На дворе еще стоял ясный день, но в спальне княгини Кето царил полный мрак. И из этого мрака в полной тишине вдруг стал доноситься шорох резиновых шин по паркету, и вот на середину темной спальни, освещаемую только падавшим из гостиной светом, выехала инвалидная коляска с сидящей на ней закутанной в белое фигурой. В тишине раздался придушенный писк Евы Шмидт. Фигура в кресле подняла руку и протянула ее в сторону супругов Шмидт.

— Проклятье тебе, убийца! — произнесла глухо, с грузинским акцентом жуткая фигура в белом и тотчас стала медленно, все с тем же резиновым шелестом, откатываться назад, в темную глубину спальни.

Ева Шмидт бросилась к мужу с воплем:

— Это она! Хорст это она! Это возмездие! — кричала она с побледневшим лицом, вцепившись в его руку. — Спаси меня, Хорст!

Шмидт начал отдирать от себя руки жены и одновременно гневно трясти ее.

— Ева, опомнись! Что ты городишь? Это же какой-то дурацкий розыгрыш этих проклятых русских, неужели ты не понимаешь? Какой-то пошлый маскарад! Вот так они и бедную старушку до смерти напугали! Ну, даром это вам не пройдет! Ева, иди звони немедленно в полицию! Да приди же ты в себя, наконец!

Но Ева Шмидт в себя приходить никак не желала: она, мелко дрожа, сползла вниз по осанистой фигуре мужа и простерлась на паркете без чувств.

— Ну я сейчас вытащу эту шутницу вместе с ее коляской! — в гневе воскликнул Шмидт и, перешагнув через бесчувственную жену, устремился к двери в спальню. Но не успел он ступить за ее порог, как вдруг, заглянув в темноту, попятился, вытягивая перед собой правую руку.

— Что это?… Кто это?… Зачем?… — бормотал он, пятясь обратно в гостиную. — Что такое?

Из двери спальни в гостиную вдруг хлынула вода и подтекла под лежащую в обмороке Еву Шмидт; госпожа Шмидт очнулась, перевернулась и стала подыматься на четвереньки. Тем временем полоса воды доползла до середины гостиной, и по ней медленным плавным шагом из спальни вышла девушка с опущенной головой и длинными светлым волосами, падавшими на лицо. С ее одежды и волос на паркет стекала вода. Девушка медленно подняла голову, отвела волосы от лица и улыбнулась, исподлобья глядя прямо на Хорста Шмидта. Другой рукой она взялась за горло.

— Зачем ты это сделал, Хорст? — спросила она хрипло. — Как я теперь буду петь?

— А-а-а! — закричала Ева Шмидт, снова падая на пол плашмя и ползя к столу. — Хорст, Хорст, это она за тобой пришла!

Но и потусторонним силам не так-то легко было справиться с господином Хорстом Шмидтом. Еще раз переступив через госпожу Шмидт, он подошел к мокрой девушке и взял ее за руку со словами:

— Наташа, дорогая! Ты не представляешь, как я рад, что ты жива! Я сам хотел идти в полицию и признаваться, что чуть не задушил тебя в состоянии аффекта, так что весь этот маскарад, поверь, совершенно ни к чему. Я раскаиваюсь, я очень раскаиваюсь, дорогая… Но теперь у нас с тобой все будет хорошо! — и с этим словами Хорст Шмидт вдруг обнял девушку и попытался ее поцеловать. Но тут же отлетел в угол, отброшенный сразу с двух сторон: спереди его ударила в грудь обеими руками Татьяна Беляева, это была, конечно, она, а сбоку ударил кулаком садовод Миша — а кулаки у него были крепкие, наработанные.

— Отвали, гнида! — сказала Татьяна.

— А ну руки прочь! — сказал Миша.

Шмидт отлетел на несколько шагов, но тут же снова упорно двинулся к Татьяне.

— Наташа, ты должна меня выслушать! Я ни в чем не виноват, ты сама меня спровоцировала!

— Ребята, да оттащите же вы от меня этого гада, а то я не сдержусь и сама его придушу!

Миша и Айно подхватили Шмидта под руки с обеих сторон и потащили его в угол комнаты.

В этот самый момент из коридора вышли Анна, Миллер и Апраксина.

— Добрый день, господа, — сказал инспектор. — Господин Шмидт, кажется, вы собирались вызвать полицию? Ну так мы уже здесь! — самым обычным тоном произнес Миллер. Но графиня Апраксина не терпела обыденности. Поэтому, встав в дверях, она произнесла патетически:

— Итак, наш маленький любительский спектакль окончен, дамы и господа! Княгиня Нина, я надеюсь, он вам понравился?

Но княгиня Нина, уже «пришедшая в себя», особого энтузиазма не проявила: она смотрела на чету Шмидт и сокрушенно качала головой.

— Ваше преступление раскрыто, господин Шмидт, — сказала графиня Апраксина.

Но Шмидт уже тоже пришел в себя окончательно.

— Мое преступление? О каком преступлении вы говорите, уважаемая графиня? Неужели вы имеете в виду нашу ссору с Наташей, едва не окончившуюся трагически? Ну, я признаю, я, конечно, виноват перед ней: нельзя так грубо обращаться с молодой женщиной, даже если она ведет себя совершенно возмутительно и нецивилизованно. Я просто должен был ее утихомирить и бросить в воду… для приведения в чувство! Никакой другой цели, уверяю вас, у меня не было. Я хотел потом найти ее, чтобы узнать, все ли с нею благополучно, но она куда-то исчезла. Но я был абсолютно уверен, что июньская вода в мелком прудике молодой и здоровой женщине повредить никак не может!

— А, так вы знали, что Наташа останется жива после вашего нападения? — почти благодушно сказал Миллер. — Ну, это в корне меняет дело. Так, может быть, вы сейчас в присутствии девушки и свидетелей расскажете нам, что же все-таки произошло в ту субботу в «Парадизе»?