Поэтому принятый в 1886 г. новый школьный устав определял, что главной целью школы является обучение и воспитание приходских детей и что шведский язык будет в учебных планах важнейшим после религиозного образования предметом. Был создан школьный совет, уменьшена плата за обучение и введено неограниченное число бесплатных школьных мест, не владевшие шведским языком учителя были уволены, прием детей из других приходов прекращен, а «школа для бедняков» упразднена. Кроме того, открыли подготовительную школу на Выборгской стороне, где жили многие малообеспеченные прихожане, в том числе работавшие на Финских государственных железных дорогах. Попытка российского правительства ввести русский язык в качестве языка обучения тоже была пресечена в результате энергичного вмешательства пастора Каянуса.

Принятые меры обеспечили ожидаемый эффект, но в военные годы языковая ситуация опять ухудшилась, на сей раз из-за противоречий между учителями-«шведоманами», возглавляемыми Фанни Сундстрём с Аландских островов, которая «пылала своими чувствами „шведскости“», и руководством школы, обладавшим более профинской ориентацией. На праздновании в школе в 1914 г. Дня Швеции ученики, стоя с зажженными свечами и маленькими шведскими флажками в руках, пели «Швецию» Стенхаммара. Это переполнило чашу терпения Малина, ставшего преемником Каянуса в должности главного пастора и бывшего в 1914–1916 гг. директором школы, и он уволил почти всех шведскоязычных учителей.

В результате учить детей стали преподаватели, вообще не владевшие первым языком школы. Преемник Малина Ю. Хульден мог лишь через переводчика разговаривать с учительницами по русской географии и математике, а также с преподавателем английского языка — выросшим в Корее французом. Тот факт, что все учителя, за исключением троих, к тому же не имели официальной профессиональной аттестации, усугублял плохую репутацию школы и являлся для состоятельных прихожан дополнительным поводом отдавать своих детей в другие школы.

Чтобы выйти из этой тяжелой ситуации, осенью 1916 г. был принят учебный план, приближенный к действовавшему в финляндских реальных училищах. 15 ноября 1917 г., спустя неделю после большевистского переворота, Сенат (Сейм) Финляндии постановил оказывать финансовую поддержку школе, но к тому времени дни ее уже были сочтены.

Густав Бакхофф родился в Або в 1877 г. Прожив несколько лет в Стокгольме, семья в 1880-х гг. переехала в Петербург, где его отец Эдвард, картограф, быстро продвинулся по службе до руководителя картографического отдела в издательстве А. Ф. Маркса. После первой русской революции 1905 г. отец вернулся в Швецию, и его должность занял сын Густав. В качестве главы картографического отдела он участвовал в составлении школьных и карманных атласов Российской империи и редактировал карты расселения различных народностей и распространения различных языков.

В 1914 г. Бакхофф был назначен главой литографического отдела, а через два года — управляющим всего предприятия. Но на пороге уже стоял 1917 год, и дни издательства были сочтены. Политические события и постигший Петербург голод вынудили Бакхоффа с женой и двумя маленькими детьми Альфом и Хельгой покинуть Россию. В 1920 г. семье при помощи Красного Креста удалось выбраться в Швецию, где Густав Бакхофф продолжил работать по профессии — он редактировал карты в литографическом ведомстве шведского Генерального штаба до самого выхода на пенсию. Он скончался в Стокгольме в 1965 г.

В том, что Густав Бакхофф имел оценку «похвально» по гимнастике, нет ничего удивительного. Он был не только отличным гимнастом, но и тренером по гимнастике. Вообще гимнастика была своего рода увлечением живших в Петербурге северян: например, активист «Шведского общества» Георг Уден руководил собственным гимнастическим и массажным заведением

Самыми большими торжественными днями в шведской колонии были праздник Рождества Христова и день Густава Адольфа 6 ноября, когда «Шведское общество» собиралось на свое ежегодное празднество (см. главу «Развлечения и благотворительность»).

«Шведское общество» устраивало также празднование Рождества. В годовом отчете Общества за 1910 г. сообщается, что все снова молодели, видя, как усердно дети разучивали «старые, столь памятные шведские святочные игры, и то смешанное с ужасом восхищение, которое они испытывали при встрече с соломенным козлом». После раздачи подарков детей отправляли домой, и начинался шведский ужин, который превосходно готовили повара ресторана «Регина», хотя продукты были им совершенно незнакомы.

Иногда Рождество праздновали дважды — сначала 25 декабря по шведскому календарю, а затем с наступлением русского Рождества (через 12 дней в XIX и через 13 —в XX в.).

Так, например, поступали в семье Нобелей. 24 декабря отмечался довольно непритязательный шведский сочельник с участием заводских инженеров и других работников, не относившихся к близкому семье кругу людей. Все гости получали по рождественскому подарку — достаточно маленькому по размерам, чтобы уместиться под салфеткой, но ценному: это могла быть маленькая шитая серебром сумочка с сапфирами, брелок от Фаберже и т. п.

Майя Хусс, работавшая сестрой милосердия в Красном Кресте у сестры Эдлы Нобель — Лили, вспоминает свое первое Рождество в доме Нобелей в 1908 г.: «Двери столового зала растворились, и мы увидели стол длиной в полверсты, украшенный елками, белой омелой и черешчатым дубом; пахло восковыми свечами, рождественской рыбой и окороком. Для гостей был приготовлен сюрприз, на который я, как и все остальные, рассчитывала, — в виде прелестного подарка: в салфетке лежала эмалевая вещица русской работы с надписью: Рождество 1908. Затем пили рождественское пиво, писали стихи к подаркам, беседовали, ели кашу и т. д. Было очень уютно, но на этом все и закончилось, а в рождественский день завод вновь грохотал — все опять работали…»

«На этом все и закончилось…» Спустя две недели Майя Хусс поняла: это не было настоящим Рождеством! 6 января 1909 г. она пишет домой:

«Однако мы узнали, что бывает и настоящее Рождество, — на улицах и в домах царили оживление и возбуждение, люди обсуждали рождественские подарки, и вчера начался настоящий праздник: веселые и радостные сыновья собрались дома, съехавшись из разных стран. Были созваны служащие в компании молодые шведы, они нарезали шелковую бумагу, золотили орехи и пили шведский пунш. В истинно рождественском настроении собрались мы вокруг большого рабочего стола — все облаченные в большие белые передники, на них некоторые из нас прикрепили красные кресты из шелковой бумаги. В полночь раскрылись двери в зал, и служитель торжественно объявил, что вот-вот прибудет рождественская елка. Она, высокая и красивая, была воздвигнута на полу посреди зала, и все мы принялись украшать ее».

В том году сочельник начался с того, что самый младший сын Нобелей явился ранним утром домой с медвежьей охоты и притащил настоящего медведя! Майя Хусс вспоминает, как Ёста в валенках ходил колесом по паркетному полу, радуясь Рождеству и удачной охоте. В пять часов собрались дети и внуки, елку зажгли, водили хоровод, и дети «были богато одарены весьма изящными игрушками».