Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я это… — Берси, покраснев, казалось, всем телом, суетливо отошёл в сторонку и, заикаясь, произнёс, — купальня готова, господин.
Стейн только хмыкнул, сбрасывая на пол влажный плащ, измазанный болотной жижей.
— Убери.
Берси в то же мгновение кинулся выполнять приказ хозяина. Стейн обвёл рассеянным взглядом холл и быстрым шагом прошёл к себе в комнату.
Роскошное убранство опочивальни нисколько не было похоже ни на тот маленький чердак, где он провёл своё детство, ни на уютный скромный домик Гретты, ни тем более на мрачную небольшую пещерку Регстейна. И пусть он всегда мечтал о собственном замке, сейчас ему меньше всего хотелось находиться здесь. Прожить ту жизнь, что привела его в этот замок. Замок, который грозился стать его могилой.
Он остервенело пнул колонну, возвышающуюся посреди комнаты. Ногу свело от боли, но он её почти не почувствовал. Грудь рвала другая боль, выворачивая его наизнанку. Он упал на колени, пытаясь подавить тошноту, бьющуюся в горле.
Ослушавшийся приказа Берси. Волосы цвета воронова крыла. Всадник, несущийся к юноше с копьём наперевес — его всадник. Полные ужаса глаза дочери. Желание помочь. Натянутая тетива. Стрела в дрожащих пальцах. Упругий порыв ветра. Свист. Яркое оперение в груди Криса.
Стейн успел издать сдавленный рык прежде, чем содержимое его желудка оказалось на отполированном до блеска каменном полу. Он сжал руками виски и отполз назад. В нос бил кислый запах, заставляющий слезиться глаза. Или это были слезы?
— Век бы не встречать тебя на пути своём, Вендела, дочь подземелий, — почти простонал он, сжимая рукава рубахи в трясущихся потных ладонях.
Хотелось спрятаться на тётушкином чердаке, засунуть голову под одеяло и забыться блаженным сном, в котором у него нет ни жены, ни дочери, ни внука. Кто знает, как повернулась бы тогда его жизнь? Может, ему не пришлось бы влачить жалкое существование в грязном Регстейне; искать дочь и жену по болотам и скалам, заросшим колючими кустами; быть основателем этого Ордена, сидящего уже у него в печёнках. И уж точно не пришлось бы убивать собственного внука! И зачем он только наврал Крису про несуществующее пророчество? Так сильно хотелось прорваться в Регстейн? Так получай же!
Стейн подтянул колени к груди и начал раскачиваться из стороны в сторону. Голова раскалывалась от каждого движения, но он продолжал методично покачиваться, монотонно шепча под нос имя внука. Внука, которого подобрал, как щенка, и всё для того, что обречь на гибель от собственных рук. Какая нелепость! Как из наивного парнишки, мечтающего о магии, он превратился в чудовище? В горле клокотала ненависть к самому себе. Хотелось плакать, но глаза оставались сухими. И только дрожащие пальцы выдавали его состояние.
Раздался почти неслышный стук. Стейн замедлил движение и насторожился.
— Господин? — Берси приоткрыл дверь и просунул голову в образовавшийся проём. И зря, потому что почти сразу же в него полетел бронзовый поднос, который ещё утром Берси сам принёс в комнату хозяина.
— Проваливай, — хрипло крикнул Стейн, почувствовав во рту привкус рвоты. Затылок заломило от резкого движения, а перед глазами замелькали чёрные мушки.
Берси, бросив мимолётный взгляд на хозяина, пугливо скрылся за дверью. Стейн, пошатываясь, встал. Бросил на пол расшитое золотом одеяло, прикрыв рвоту. Забрался на кровать и в изнеможении закрыл глаза, стремясь провалиться в пустоту, чтобы не вспоминать о том, как в самый важный момент жизни у него дрогнула рука. Черные точки становились всё ярче, крупнее; они мельтешили под веками до тех пор, пока полностью не заполнили пространство.
Но и за порогом сновидений спокойствия для Стейна больше не было.
Глава 15
Томми свернулся калачиком у тела брата и закрыл глаза. Он старался не хлюпать носом, чтобы не потревожить душу Криса, но слёзы, упрямо капающие и капающие из глаз, не давали ему этого сделать.
— Глупый ты, — прошептал мальчик, который за последние несколько недель успел стать старше на несколько десятков лет, — и чего тебе дома не сиделось?
Он протянул руку и коснулся пальцем посиневших губ брата. Волосы Криса побелели за мгновение до смерти, глаза были закрыты — и теперь, впервые в жизни, два брата стали похожи на братьев хоть немного. Смерть одного сравняла их. Теперь Томми больше нечего было делить с Крисом.
— Хочешь, я побуду с тобой? — в проёме показалась растрёпанная голова Агуши. Ей волосы, в любое время дня и ночи заплетённые в две тугие косы, торчали во все стороны.
— Нет, не надо. — Томми снова шмыгнул. — Я должен сам.
— Хорошо.
Агуша бесшумно скрылась за поворотом, а он снова повернулся к брату. Сегодня он должен быть здесь, и он это знал. Ещё в детстве, в тот единственный год, когда Агуша ещё не была его другом, а Крис принимал его за брата, они поклялись на старой разбитой ракушке, которую так любила их мать, что если один умрёт, то второй последует за ним до дверей в Хелингард — царство мёртвых, провожая в последний путь. Вряд ли Крис, приводя сотни людей с оружием в руках, собирался сдержать эту клятву, если убьют его маленького брата, которого он так сильно ненавидел… Но Томми не мог отказаться от того, с кем появился из яйца с разницей всего в одну секунду. Не мог отказаться от клятвы, что связала их, бывших друг другу чужими, больше, чем связывает родных и близких людей.
Томми близоруко прищурился и смахнул с лица волосы, мимоходом стирая с щёк слёзы. Это не были слёзы утраты. Сложно скорбеть по тому, кто не существовал для тебя, пусть и был родным братом. Да и скорбь его народом не приветствовалась. Томми усмехнулся бледными губами, не отрывая взгляда от лица мертвеца.
— Да, помнишь, как ты плевался, когда узнал, что люди годами рыдают на могилах умерших? Я тогда думал, что от отвращения. Ты часто презрительно кривился, когда речь шла о людях. Но не в этот раз. В этот — ты захотел стать их частью. Захотел, чтобы и о тебе кто-то помнил и горевал, не сумев попрощаться, как это сделал бы любой из нашего народа. Не тогда