– Совершенно верно! – обрадовалась Вирджиния. – Местным!

Благодаря Джессике вопрос этот был тут же исчерпан. Практически никто из живущих не видел облачной стены и не верил в ее существование, и потому эту тему лучше было не трогать. Тем временем, оценив необычайные способности Вирджинии (не говоря уже о ее красоте), все как один руководители отделов решили предложить ей работу. Как всегда предельно экономичный, Бедфорд спросил, чем она занимается.

– В каком смысле? – изумилась Вирджиния, поскольку на озере Кохирайс подобных вопросов ей никогда не задавали.

– Чем вы зарабатываете себе на жизнь? – уточнил Бедфорд.

– Так сразу и не ответишь. Я помогала маме выращивать виноград и кукурузу и ухаживать за огородом и пасекой. Зимой я колола на озере лед. Я ловила рыбу, собирала ягоды, ткала, готовила, пекла, шила и занималась Мартином. Я выполняла математические расчеты и читала вслух Дейтрилу Мубкоту, когда он ремонтировал динамо-машину. Я часто работала в библиотеке. Хотя людей в нашем городе совсем немного, в нашей библиотеке хранится более полутора миллионов томов!

– Вон как! – хмыкнул Прегер, думая о том, владеет ли она пером.

– Еще я ухаживала за детьми и взрослыми, за что мне даже платили небольшие деньги.

Теперь Вирджинией заинтересовался даже Фава, решивший, что ей наверняка известны сногсшибательные рецепты пирожков с черникой и других простых яств (что соответствовало действительности).

– А рисовать вы умеете? – поинтересовался Марко Честнат, который уже не чаял в ней души.

– Нет, – смущенно ответила Вирджиния, только теперь заметив, что она стала предметом всеобщего внимания.

Джессика выручила ее и на сей раз, сказав, что ребенку давно пора спать.

Прежде чем они улеглись в одной из спален дома Пеннов (затерянном в прихотливом лабиринте улиц самого фешенебельного района), Джессика сообщила Вирджинии:

– Прегер сказал, что он хотел бы переговорить с тобой в редакции «Сан». Вполне возможно, он предложит тебе работу в «Сан» или в «Уэйл» или сразу в обоих этих изданиях.

– Но я ничего не смыслю в работе газетчика!

– Мне кажется, ты быстро сможешь ее освоить. Или же тебе не нравится сама эта идея?

– Как тебе сказать… Мне нужно подумать.

На следующий день Вирджиния отправилась на Принтинг-Хаус-Сквер, с тем чтобы встретиться с Прегером де Пинто в старом уютном офисе газеты «Сан». Для того чтобы добраться до места, ей пришлось миновать по-восточному пестрый Нижний Ист-Сайд и Чайнатаун, которые придали ей сил и тронули до глубины души. Ей дарили силы городские улицы, гавань, тысячи кораблей, плававших по рекам и каналам, и совершенная геометрия гигантских мостов.

Прегер беседовал с ней около двух часов, все больше и больше поражаясь своеобразию ее чувств и мыслей.

– Вы не смогли бы изложить то же самое на бумаге? – спросил он.

– Пожалуй, смогу.

Он отправил ее в соседний кабинет, с тем чтобы она могла описать свои первые впечатления от города. Вирджиния вернулась уже через час с прекрасным, словно только что сорванное яблоко, эссе. Он перечел эссе дважды, после чего стал читать его в третий раз.

– Таким я увидел этот город впервые, и я очень благодарен вам за это. Мне кажется, вы смогли бы вести редакционную колонку в обеих газетах. Скажем, раза два-три в неделю. Наша система оплаты уникальна, поскольку мы переняли ее у китобоев. На каждого из нас приходится определенная доля доходов, учитывающая, помимо прочего, размер отдела и количество ассистентов. Если вы возьмете на себя редакционную колонку, вам будет обеспечен неплохой доход.

Прегер стал оперировать конкретными суммами, которых в прежние времена Вирджиния не смогла бы заработать не то что за год, но и за всю свою жизнь. Верхний предел этой суммы превышал совокупную стоимость валового внутреннего продукта, производимого в Кохирайсе и в соседнем городке Бантингс-Риф. Это испугало Вирджинию, но она тут же подумала о том, что об увиденном в городе всего за час она могла бы написать тысячи книг. Она могла бы писать по две-три статьи в неделю, гуляя по городским улицам, мостам и площадям.

– Я приняла бы ваше предложение, – ответила она, – если бы знала город получше и была знакома с работой репортера. Если я начну работу в такой роли, я могу лишиться присущего мне видения мира. Мама всегда говорила мне, что человек должен любить свою работу, и потому вопрос о быстром и легком продвижении по службе передо мной не стоит. Давайте я начну с того, с чего начинают и все остальные. Мне больше нравится не победа в скачках, но сами скачки.

– Вы это серьезно?

– Да, хотя я не видела ни того ни другого.

– Но ведь вы будете получать совсем другие деньги!

– Нам хватит и их.

– У нас принято сразу же выплачивать новому сотруднику зарплату за десять дней, чтобы он мог лучше освоиться с ситуацией и усвоить основные навыки работы. Надеюсь, вы быстро сделаете у нас карьеру и уже через год будете вести свою колонку.

Вирджиния прошла мимо просторных кабинетов редакции «Сан», наполненных людьми, с головой ушедшими в работу, и вышла через главные двери на Принтинг-Хаус-Сквер. Половину своего десятидневного жалованья она положила в конверт, купленный у мужчины, торговавшего на улице канцелярскими принадлежностями, с тем чтобы послать его маме. Она шла по людным улицам так гордо, словно ее только что увенчали короной. Вернувшись в дом Пеннов, она взяла маленького Мартина на руки и закружилась в танце.

Все происходившее казалось ей сном. Однако она увидела тот же сон и на следующий день. Она слышала те же слова, видела те же комнаты и шла по тем же улицам. Единственное его отличие состояло в том, что, возвращаясь домой, она зашла в Чайнатаун и купила у странно щурившегося человека в китайской шляпе пирожок с вишнями.

Ей оставалось решить несколько практических вопросов: снять комнату, купить новую одежду и найти сиделку для Мартина. Эти проблемы ее нисколько не смущали. Город казался ей исполненным массы возможностей, которые позволяли его обитателям вести любую жизнь и участвовать в любых скачках, получая при этом награды и добиваясь исполнения своих желаний. Она закрыла глаза и увидела горящий золотом город под голубым куполом небес, по которому неспешно ползли белые невесомые облака.

Над безмятежным Сан-Франциско, застывшим в приглушенных тонах морской синевы, после смерти Витторио Марратты разнеслись раскаты грома. Если бы Витторио заблаговременно не отказался от пышных похорон, цепочка черных лимузинов, следующих за катафалком, растянулась бы на целую милю. Он был ключевой фигурой сразу нескольких обществ. Смерть подобных людей кажется противоестественной и вызывает сожаление даже у недругов покойного. Синьор Мар-ратта являлся общепризнанным лидером итальянского землячества Сан-Франциско, ученым, открытия которого в области астрофизики оказались настолько весомыми, что его именем были названы сразу три галактики (Марратта I, II, III), бывшим ректором университета, бывшим капитаном военного корабля, владельцем целой флотилии сухогрузов, плававших в Токио, Аккру, Лондон, Сидней, Ригу, Бомбей, Кейптаун, Афины, и начальником буксирной службы городского порта. Составители некролога перечисляли события его жизни, словно туристы, вернувшиеся из Англии и не заметившие ни английских лебедей, ни голубоглазых английских велосипедистов. В газетах писали, что он покинул Европу после Первой мировой войны. С год пробавлялся воровством, после чего, оказавшись в Генуе, взобрался по якорным цепям на борт судна, шедшего в Сан-Франциско. Они знали, что Витторио женился на дочери судовладельца, но не знали, как сильно он ее любил и как скорбел после ее кончины. Они знали, что он боролся за руководство университетом, но не знали, сколь ожесточенной была эта борьба. Они знали, что он открыл несколько галактик и фундаментальных астрофизических законов, но не знали ни того, чья рука направляла его при этом, ни того, что после многолетних раздумий над результатами наблюдений он пришел к выводам, которые категорически отказался обнародовать. Они знали, что у него есть два сына, но не знали о них практически ничего.