Можно было сесть в свежевымытый троллейбус или взять такси, но решили дойти до гостиницы пешком, тем более что багажа на двоих был один чемодан.

Шли под липами по солнечной стороне проспекта, сопровождаемые чириканьем воробьёв.

Николай Егорович одной рукой держал под руку Наташу, в другой нёс чемодан. Он был счастлив. Это был его родной город, город его молодости, в который он давно не приезжал и который теперь хотел показать молодой жене.

Хотя они были знакомы больше года, а женаты уже три месяца, Наташа до сих пор никак не могла привыкнуть называть Николая Егоровича ни по имени, ни по имени-отчеству. А называла — Н. Е.

Ему было тридцать шесть лет, ей двадцать восемь. Разница не велика.

Он был директором школы, она — преподавателем русского языка и литературы. Николай Егорович был в её глазах самым умным и весёлым человеком из всех, каких она до сих пор знала, и ей, певунье, хохотушке, чья ранняя юность была отдана художественной гимнастике, было, конечно же, лестно, что такой человек полюбил её, стал её мужем.

Особенно сблизились они за те месяцы после свадьбы, когда во время летних школьных каникул Николаю Егоровичу удалось получить грант на ремонт школы. Наташа помогала во время ремонта Николаю Егоровичу, малярам и электрикам. Последнее, что они вместе успели сделать перед отъездом из Москвы, — купить кофейный автомат для учительской.

До первого сентября оставалось всего ничего — неделя с небольшим. И Николай Егорович предложил съездить в город своей молодости. Он созвонился с другом детства, попросил забронировать номер на двоих в самой лучшей гостинице, обещал в первый же день прийти в гости, познакомить с женой.

И вот теперь они подходили к новому, окружённому свежепосаженными ивами десятиэтажному зданию, сверкающему на солнце стёклами окон.

Казалось, всё складывалось счастливо. Администратор за стойкой, получив у них паспорта, выписала номер, сказала, что он находится на третьем этаже, можно подняться на лифте. Сняла со стенда массивный ключ, подала Николаю Егоровичу.

— Номер триста три! — объявил он Наташе.

D лифте Наташа поцеловала мужа, сказала, что заметила в вестибюле вход в кафе.

— Н. Е.! Мне зверски захотелось кушать. А тебе?

— Конечно. Разместимся в номере, спустимся завтракать. Шагали по устланному красной ковровой дорожкой пустынному коридору третьего этажа мимо массивных дверей номеров, пока не дошли до номера 303.

Николай Егорович щёлкнул ключом в замочной скважине, распахнул дверь.

Номер ослепил их солнечным светом. Солнце отражалось от лакированного письменного стола, спинки двуспальной кровати, зеркала стенного шкафа.

— Смотри! Тут есть ещё и балкон! — Наташа раскрыла стеклянную дверь, и они вышли на балкончик, откуда открылся вид на внутренний двор с цветущими кустами, клумбами и беседкой.

— Н. Е., какие это цветы, вон там слева? — спросила Наташа.

Он полез в нагрудный карман пиджака за очками, так как был близорук. Но очков там не оказалось. Николай Егорович проверил все карманы и понял, что забыл очки в купе, в поезде.

Огорчение было мимолётным. Оно не смогло испортить им настроения. Быстро повесили в шкаф плащи, разложили вещи, умылись в сверкающей чистотой ванной и, заперев номер, спустились в вестибюль, откуда прошли в ещё полупустое кафе.

Сели за столик у окна. Официант тотчас принёс меню, поразившее их разнообразием предлагаемой еды.

— У нас всегда были лучшие молочные продукты в России, свежайшие, — сказал Николай Егорович.

— Чудесно! Давай закажем творог, сметану, сырники и кофе? Хочу худеть.

— Согласен. Хотя к чему тебе это модное поветрие? Ты у меня такая женственная, красивая. Как яхта.

— Тогда ты у меня крейсер, — засмеялась Наташа.

Когда официант принёс всё то, что они заказали, заботливо перемешала ему в стеклянную вазочку творог со сметаной, разлила по чашечкам кофе из сверкающего кофейника.

Они завтракали, обсуждали план походов и поездок предстоящего дня, когда Николай Егорович обратил внимание на двух мужчин, завтракавших неподалёку от них. Мужчины глаз не сводили с Наташи, обменивались какими-то замечаниями.

Николай Егорович подозвал официанта, рассчитался, и они пошли из кафе к лифту.

Только вошли в лифт, как вдогонку, придержав закрывающуюся дверь, вбежали те двое.

— Доброе утро! — доброжелательно сказал рослый, смазливый брюнет лет сорока. — Вам на какой?

— На третий, — ответил Николай Егорович.

— Какое совпадение! — сказал второй, коренастый, коротко стриженный. — Нам тоже на третий!

Оба во все глаза смотрели на Наташу.

Из остановившегося лифта вышли вместе. Эти двое направились, как конвоиры, по коридору в ту же сторону, куда и Наташа с Николаем Егоровичем. Она взяла мужа под руку.

— Да мы соседи! — воскликнул смазливый, когда они остановились перед дверью своего номера. — Мы живём рядом — в триста втором!

Николай Егорович обратил внимание на то, что замочная скважина триста второго номера опечатана пломбой красного сургуча.

Все это ему крайне не понравилось. И когда через полчаса они с Наташей выходили из гостиницы, он свернул по дороге к администратору, спросил, кто живёт в триста втором номере.

— Тоже сегодня прибыли из Москвы, — любезно сообщила администратор. — Прокурорские работники из следственного комитета.

…Наташе день показался огромным. Николай Егорович первым делом провёл её к домику, где когда-то жил с родителями, к школе, в которой учился. Через весь город поехали на трамвае в старинный парк с озером. Там взяли на прокат лодку. Катались. Потом ели мороженое на летней веранде.

К вечеру он понял, что все его памятные места, достопримечательности маленького города для Наташи скучноваты. Молодую столичную женщину здесь удивить было нечем.

К концу дня, не заезжая в гостиницу, они пришли в гости к тому другу детства Николая Егоровича, который бронировал им номер. Оказалось, тот созвал бывших одноклассников с семьями, устроил целое застолье. Они все любили Николая Егоровича и перенесли эту любовь на Наташу. Тут она повеселела.

В доме имелась гитара. Наташа устроила друзьям мужа целый концерт, играя на этой гитаре, исполнила одну за другой чуть ли не все песни, которые знала.

В конце концов гитару ей вручили в качестве запоздалого свадебного подарка.

В гостиницу вернулись поздно. Спать не хотелось.

— Теперь спой что-нибудь для меня, — попросил Николай Егорович. — Только для меня.

Наташа села в кресло у раскрытой балконной двери, взяла гитару, закинула ногу на ногу и стала петь песни Булата Окуджавы, которые любила больше всего.