– Тогда почему вы мне не рассказали, если мне нечего было бояться?

Она закрыла лицо ладонями.

– Об этом трудно говорить. И я знала, что вы мне не поверите. Одна из причин, почему мне так нравится быть с вами, – это оттого, что я не слышу ваши мысли. Мне не нужно закрываться или следить за собой.

– Ясно.

Нет, он ничего не понимал. Это было слишком ново. Чары, волшебные зелья – это он мог принять хотя бы потому, что от них, в общем, не было вреда. Он мог даже примириться с логошем, потому что имел случай повидать нескольких представителей этой породы.

– Мама предупредила, что не нужно никому рассказывать о моем даре. Она говорила, что это опасно, и была права. Став старше, я поняла это.

– Но ваш батюшка знал.

– Должно быть, ему сказала мама. Не знаю – мы с ним никогда не говорили об этом. Я не сказала вам, потому что знала – вы не поймете. А мне не хотелось, чтобы вы начали меня избегать.

Иган тяжело вздохнул и потер лоб.

– Как раз в тот момент, когда я думал, что вы наконец моя, когда я думал, что держу вас в руке, словно ручную птаху, вы доказываете, что на самом деле вы дикое и непредсказуемое создание.

– Когда-нибудь я бы призналась, клянусь вам! Я хотела подготовить почву. Но вы сами догадались.

– Догадался. Я неплохо соображаю.

Зарабет схватила его ладонь.

– Прошу, не отталкивайте меня.

Он сжал ее пальцы, но она видела – теперь слишком поздно. Ему нужно время, чтобы подумать и решить, что он чувствует. Она снова оттолкнула его, точно так же, как в ту ночь, когда восемнадцатилетней девчонкой пыталась его соблазнить. Зарабет поцеловала его ладонь.

– Я же сказала – мне жаль, что я так сильно вас люблю, потому что это причиняет мне боль.

Иган немного смягчился:

– Ладно, девочка.

Он привлек Зарабет к себе, и она положила голову ему на грудь. Глаза жгло огнем от невыплаканных слез.

Она думала, что он будет лежать так, пока она не заснет. Но он вдруг лег на нее и снова проник в ее тело. Они любили друг друга медленно, лежа лицом к лицу, глаза в глаза, без прежнего неистовства. Просто медленный, долгий любовный контакт, пока она не выбилась из сил.

Когда Иган достиг пика, он отвернулся и закрыл глаза. Из его горла вырывался хриплый стон. Зарабет была слишком взволнована и расстроена и только училась получать наслаждение. Ей хотелось, чтобы ему не было конца…

Он заглушил ее крик поцелуем, а затем вышел из нее и держал в объятиях, пока она не уснула. Когда утром Зарабет открыла глаза, Игана рядом не было.

Раннее утро застало Игана верхом на лошади. Хогманей закончился. Пора было проведать арендаторов, посмотреть, что нуждается в починке. Однако мысли его занимала вовсе не работа.

Когда Зарабет сказала: «Жаль, что я слишком сильно вас люблю» – он даже перестал дышать. Это признание, а также и то, что она, как оказалось, умеет слышать мысли других людей, посеяло в его душе бурю противоречивых чувств.

Иган злился – она не доверяла ему настолько, чтобы раскрыть свой секрет. Сначала, когда Зарабет призналась, что не может читать его мысли, что он единственный, чей мозг для нее закрыт, он не поверил ей. Но она говорила так искренне, что ему пришлось изменить мнение.

А еще он был склонен верить Зарабет, потому что с момента ее приезда его мысли отличались исключительной похотливостью. Если бы Зарабет услышала такое, она была бы шокирована и давным-давно сбежала бы из замка Макдоналд, невзирая на то, что кругом бродят наемники ее мужа.

Его обуревали также раздражение и ревность. Почему он единственный, кого она не может видеть насквозь? Единственный, чьего сознания ей не дано коснуться. «Почему именно я?! Проклятие!»

Беседуя с арендаторами, которые были заняты уборкой после новогодних и свадебных торжеств, он пытался отвлечься от невеселых размышлений. Между делом он расспрашивал фермеров о том, не появлялся ли в последние дни здесь кто-нибудь чужой. Однако единственным чужестранцем, которого здесь встречали, был Олаф. Ни единая душа не видела, как стреляли в Валентайна. Никто даже не знал, что в округе бродит волк.

То ли Валентайн был слишком осторожен, то ли арендаторы слишком пьяны. Вероятно, и то и другое сразу.

Иган направился назад в замок. Ему не хотелось оставлять Зарабет одну надолго. Ангус, Хэмиш, да еще Уильямс смогут защитить ее, но в замке был также и раненый Валентайн. Игану следовало находиться поблизости.

Ему снова припомнился ее мелодичный голосок и слова: «Жаль, что я так сильно вас люблю!» Прекрасная Зарабет, услада его одинокого сердца.

Когда он добрался до замка, было еще рано, но Олаф уже расхаживал по двору.

– Мне нужно пройтись, – объяснил он Игану. – Но далеко уходить не хотелось.

– Прогуляемся вниз до подножия холма, – предложил Иган, передавая поводья конюху. – Я хочу с вами поговорить.

Олаф кивнул. Как только они миновали ворота замка и начали спуск по крутому холму, Иган попросил:

– Расскажите мне о своей жене.

Олаф бросил на него взгляд искоса. Он шел, заложив руки за спину, держась прямо, как солдат, каким он и был много лет назад. Седина почти не коснулась его волос, хотя лицо избороздили глубокие морщины.

– Мария… Вы знали ее.

– К сожалению, недолго. Сколько лет было Зарабет, когда она умерла? Это случилось после того, как я отбыл воевать на Пиренеи.

– Зарабет было пятнадцать. Мария умерла от лихорадки – внезапной и молниеносной. Бедняжка. – Глаза Олафа наполнились слезами.

– Мне жаль, – искренне сказал Иган. Мария была доброй женщиной, Иган и не подозревал о ее даре. – Зарабет рассказала мне кое-что о ней. Например, что она умела читать мысли.

Олаф быстро взглянул на Игана, потом кивнул:

– Я знал об этом, хотя не с самого начала. Зарабет… я ни разу ее не спрашивал, но уверен, что и она умеет это делать.

У Игана сжалось сердце. Он верил Зарабет, но услышать, как твои подозрения подтверждаются средь бела дня ее отцом. Подозрения обернулись суровой действительностью.

– И как вы… – Иган подыскивал слова. – Как вы мог ли жить с этим?

Олаф улыбнулся:

– Я любил Марию. Она поклялась, что никогда не станет забираться в мою голову. – Он постучал себя по лбу. – Она сказала, что уважает мою личную неприкосновенность. Мы ни разу не говорили о Зарабет, но жена выучила ее как следует. Уверен.

– И вы ей поверили?

– Марии? Без малейших колебаний. – Олаф горько рассмеялся. – А потом я привык. Кроме того, уверен – она не хотела знать все мои мысли до единой. Думаю, она больше боялась отыскать в моей голове что-то неподобающее, чем того, что я догадаюсь, что она знает.