Мне слышится в её словах нечто похожее на признание. Самое время решиться на своё. Сначала пишу: «Ты мне тоже очень нравишься», но эта фраза выглядит какой-то неловкой и немного детской, поэтому в голову приходит другая идея, от которой я немедленно загораюсь воодушевлением.

— А приезжай! — бодро отвечаю голосовым. — В любое время. Я буду очень рад. Правда. Ты же можешь выбраться на выходные? От вас наверняка ходит поезд до Москвы? Ты у себя сядешь, а я тебя здесь встречу. Тебя мама отпустит? Нет, правда, это будет круто!

Я сразу прикидываю, что это лучший вариант из возможных. Сказать ей о своих чувствах так, чтобы сразу видеть реакцию. Держать за руку, заглянуть в глаза, возможно даже поцеловать для убедительности.

— Заманчивое предложение, — тоже наговаривает она. — И где же я буду жить?

— Как где? У меня, конечно. Моя мама не будет против, это точно. И у нас есть свободная комната.

— А девушка твоя против не будет?

— Какая ещё девушка? — я не улавливаю что это за шутка.

— Девушка Оля.

— Оля? — делаю над собой усилие, припоминая. — Румянцева что ли? Смеёшься?

Потом до меня доходит.

— Она тебе всё-таки написала?

— Ладно, проехали. Спасибо за приглашение. Я подумаю над ним.

— Да чего тут думать?!

— Хочешь, я поговорю с твоей мамой? Я отлично разговариваю с мамами.

В ответ приходит три улыбающихся смайлика подряд.

— Я не шучу! Пожалуйста, приезжай!

Я уже не могу думать ни о чём другом.

— Всё будет круто. Обещаю! Клянусь! Я даже деньги на билет найду. Я на рерайте немного заработал. Я ведь тоже очень хочу, чтобы ты была здесь!

В мире часто происходят странные вещи, научное обоснование которых кажется абсолютно неубедительным, но ученые не спешат нормально объяснить их природу. Взять, например, сонный паралич, дежавю, вещие сны. Или факт, что в выходные время течет быстрее, чем в будни.

В последнем отчасти виноват Глеб: самые яркие воспоминания теперь накрепко связаны с ним, и все, чем я занимаюсь — жду, когда он появится в сети, с нетерпением читаю его сообщение, а потом на несколько часов выпадаю из реальности, гуляю по облакам, проваливаюсь в воздушные ямы, взлетаю ввысь и достаю руками до звезд.

Но, как себя ни уговаривай, едкая фраза Олечки Румянцевой выбила из колеи: теперь я выискиваю в словах Глеба противоречия, в интонациях — притворство, и нарочно рисую самые мрачные картины возможного будущего — чтобы разочаровываться было не так больно.

Воскресный вечер в разгаре, во дворе зажглись розоватые фонари, а я, по заданию мамы, сижу у кухонного окна, караулю появление черной Лады Гранты ее клиента и наблюдаю за Алиной, катающей на качелях довольного Бореньку. У сестры и племянника куртки и шапки одинаковых цветов и фасонов, и, несмотря на окружающий унылый антураж, оба выглядят как модели из рекламы детского питания — веселые, румяные, красивые.

Прямо сейчас, посреди разрухи и серых панелек старого рабочего района, сестра умудряется быть счастливой, не зацикливаться на бедах, находить приятное в мелочах, и все вокруг нее приобретает гармонию, а люди, проходящие мимо, тепло улыбаются.

Оказалось, я тоже владею этой магией — стоило лишь прекратить копить в себе злость и найти настоящего друга...

Друга. Только друга.

Тяжко вздыхаю и смахиваю с пластикового подоконника несуществующую пыль.

Мама уходит в прихожую, а я, бодая лбом стекло, проваливаюсь в воспоминания — в вечер пятницы, в тот самый диалог с Глебом, от которого до сих пор гудит голова, подкашиваются коленки и в солнечном сплетении что-то сжимается, словно я съезжаю вниз в тележке самого страшного аттракциона в парке.

… — Серьезно? У тебя из окна совсем не видно звезд?..

— Не-а. Во-первых, двор окружен высокими домами и старыми деревьями. Но, даже если выйти на более-менее открытый участок, небо будет мутным, грязно-оранжевым — не таким, как за городом, на даче. Из-за яркого освещения и загазованности, наверное. Или просто всем давно пофиг на то, что висит у них над головой.

— Ты, случайно, никуда не торопишься? — брякаю я, и Глеб удивляется:

— Не понял?

— Нет? Тогда забей.

Интуиция подсказывает: с Олей он точно целовался. Но, судя по внешнему виду — растрепанным волосам, домашней футболке и кружке чая в руке, — планов на романтическую прогулку под луной у него на сегодня нет. В конце концов, все не так уж плохо — Глеб проводит время не с ней, а со мной. Однако желание показать, что я интереснее, умнее, веселее этой стервозной Оленьки, намного лучше его понимаю и просто идеально подхожу, захлестывает волной отчаянного азарта, и меня прорывает: в красках рассказываю Глебу про августовский звездопад — когда звезды висят над самыми крышами — искрятся, переливаются и мерцают, а потом вдруг катятся по дуге, взрываются, оставляя на черном бархате ночи голубоватый отсвет и гаснут, и главное — успеть за один короткий миг придумать и загадать самое заветное желание.

— А что ты загадала этим летом?

— Ничего.

— Не верю! Ты описываешь дождь из метеоров слишком красиво.

— Если расскажу, желания не исполнятся.

— Да брось. Лично я вообще не верю, что они могут исполниться, если не поднять зад и не приложить усилий. А если к чему-то прикладываешь усилия, это уже не волшебная «сбыча мечт», а только твоя собственная заслуга.

— Когда не чувствуешь в себе сил что-то изменить, остается надеяться на помощь высших. А еще... иногда желания все же сбываются сами по себе. Правда, слишком поздно: тогда, когда становятся ненужными.

— Не увиливай от ответа! — смеется Глеб. — Спорим, ты попросила высшие силы послать тебе болтливого чувака из сети, а теперь не знаешь, как от него отделаться, да?

— Не угадал. — На самом деле, я много лет мечтала найти кого-то со схожим образом мыслей, но доверять эту страшную тайну Глебу не собираюсь. — Блин, раз уж тебя гложет любопытство, слушай. Я попросила второй сезон любимого сериала, хотя он вроде как официально закрыт, здоровья близким, мира во всем мире и сто баллов на ЕГЭ — чтобы поступить в вуз и уехать далеко-далеко отсюда. Но даже с этим сложно: я все еще не определилась, кем хочу стать. А что бы загадал ты, если бы увидел звезды?

Он молчит. За его спиной колышется шторка, в оконном проеме медленно проползает серая туча, а я ежусь, хотя у нас нет дождя, а в комнате пышет жаром обогреватель.

— Чтобы брат никогда не пробовал, — тихо признается Глеб и поднимает взгляд к камере, отчего кажется, что он смотрит мне прямо в глаза. — Тогда бы мать не винила себя, не нашла спасение в духовных практиках а меня... заметила, наконец. Не как бесплатное говорящее приложение, существующее по распорядку и в тесных рамках, за которые нельзя выходить, а меня настоящего — с проблемами, бедами, дурными мыслями и идиотскими поступками. Перестала бояться осуждения людей и хотя бы иногда посещала мою параллельную вселенную.