Ритмичное цоканье поворотника сопровождается сигналом от машины справа.

– Куда прешь, овца?! – слышит Лиза даже сквозь поднятое стекло. – Ишь, понакупали прав и катаются! Где твой хахаль, который тачку тебе купил?! Сама-то ни кожи, ни рожи…

Дальше слова растворяются в дорожном шуме, превращаются в отдельные звуки и мимолетные образы: вот пузатый мужчина в кепке торопливо вылезает из машины, вот его глаза удивленно расширяются, когда он понимает, что Лиза с ним никаких разговоров вести не собирается. Всего через мгновение она уже у следующего светофора.

– Да, – продолжает она прерванный невежливым водителем разговор, – буду занята весь вечер.

Между ними такое впервые: недомолвки, недосказанности, секреты. Она всегда была для него как открытая книга, а теперь он и заголовок может с трудом прочитать. Еще чуть-чуть – и он, как земные мужчины, будет не замечать ее, проходить мимо, рефлекторно окидывать взглядом среднестатистическое женское лицо и тут же забывать. По иронии судьбы Денис единственный, на кого Лиза всегда по-настоящему хотела произвести впечатление, и единственный, на кого сила материного кулона не действует. Он видит ее настоящую, и это дает ему ту власть, которую ни одна женщина не хочет давать ни одному мужчине.

– Осталась всего пара недель, ты ведь не забыла? – напоминает Денис, но они оба только об этом и думают: тут захочешь – не забудешь.

– Конечно. Ладно, все, мне пора. Целую.

Вопреки традиции Лиза отключается первой, на долю секунды наслаждаясь тем, какой отвратительной она сейчас себя чувствует. Мерзкой, пакостной девицей, у ног которой весь мир.

Конечно, за эту маленькую вольность придется поплатиться, но это будет позже, а сейчас она та, кем всегда мечтала быть: обычная девушка с обычными проблемами.

И сейчас к огромному списку своих неприятностей Лиза собирается добавить еще одну. Она по-жирафьи вытягивает шею, чтобы припомнить, за каким именно забором расположен нужный ей дом, но в этой небольшой подмосковной деревне все постройки на одно лицо: типовые домики болотно-зеленого цвета с обвешанными цветными занавесками верандами.

У одной из таких веранд Лиза замечает ящик с пустыми бутылками. Вот оно.

Она паркуется, как придется. Все равно здесь ни у кого нет машины – разве что корова пройдет мимо, хвостом зеркало заденет, но тут уже ничего не поделаешь. Судьба.

Та, другая Лиза, это место помнит очень хорошо: и сырой запах подвала, и душистое сено в сарае. Бывало, если лето выдавалось особенно жарким, можно было спать прямо там, укрывшись флисовым пледом по самые уши, чтобы комары не закусали. Она помнит, как присасывалась к банке парного молока и пила, пока в легких не заканчивался воздух. Когда-то давно летних каникул маленькая Лиза ждала больше, чем Нового года.

А теперь что? Куда делись розовые кусты у порога? Почему земля даже не голая, а одета, как привокзальная нищенка, – в полузасохшие сорняки? Такое чувство, что кто-то взял пипетку и втянул все краски, оставив только тусклые и приглушенные очертания былого величия.

Что-то смачно хрустит под туфлей. Лиза делает шаг назад и видит, что нечаянно наступила на зеленый осколок, скорее всего, из-под пивной бутылки. Теперь вместо стекла под ногами крошево из несбывшихся надежд.

– Лиза, ты?

Отец стоит на пороге, и на первый взгляд кажется, что он ничуть не изменился, разве что борода стала чуть реже. Он по-прежнему носит клетчатые рубашки поверх футболок и старые мешковатые штаны. Офисный костюм у него раньше тоже был, но он выпрыгивал из него, едва переступал порог дома, будто боялся, что одежда проглотит его с головой, прожует и выплюнет только самые крупные кости.

В уголке рта зажата дешевая сигарета. Отец смотрит на дочь чуть рассеянно, по-кротовьи щурится и, видимо, пытается осознать происходящее.

– Да, пап. У тебя все хорошо?

Лиза спокойно целует отца в щеку и проходит мимо него в дом.

– Ты бы хоть предупредила, что приедешь, – бормочет мужчина у нее за спиной. – Я б пряников купил с клюквой, какие ты любишь.

– Спасибо, пап, но мне ничего не надо.

А сама морщится, точно лимонов наглоталась. Может, девушка внутри нее когда-то и любила клюквенные пряники, но вот Мира их ненавидит всей душой. Если когда-нибудь ей в голову придет покончить с собой, то лучше способа не придумаешь: наглотаться пары килограммов таких пряничков – и выноси готовенькую.

– Ты, это, по делам или как?

– Да так, навестить. Давно не заезжала к тебе.

Единственная комната завалена хламом до такой степени, что о наличии окна, выходящего на задний двор, можно только догадываться. Старая одежда, грязные тарелки, свезенные когда-то на дачу за ненадобностью безделушки – все это превратилось в здорового монстра с тысячей рук и миллионом глаз. Лиза кожей чувствует, как бесчисленные Тени пялятся на нее из-под сломанной мясорубки и старых толковых словарей. Им здесь особенно уютно.

«Ну что, сестра, как поживаешь?» – спрашивают они без слов, и любопытство их вполне искреннее. Лиза делает вид, что ничего необычного в куче старья не замечает.

– Я тут, в общем, чего приехала… – Рукой проводит по пыльному радиоприемнику, пальцами оставляя серые разводы. – Ты помнишь, маме как-то гарнитур дарил бриллиантовый?

Отец пытается засмеяться, но не выходит – тут же заходится влажным, больным кашлем. Кулаком пытается прикрыть рот, но это скорее отголоски былых манер, нежели реальное желание сдержать кашель.

– Что она там, жива еще? – наконец спрашивает он, справившись с собой. – Все еще ходит в эту свою секту или совсем кукушкой полетела?

«Полетела. Тронулась. Поехала. Поплыла», – хочется ответить Лизе. Только вот если она признается отцу, что мать до сих пор считает, что ее дочерью завладел дьявол, то получить ответ на интересующий ее вопрос не получится.

– Да так, нормально все. Так что с гарнитуром?

Отец плюхается на жесткий диван-кровать, и тот ноет под неслабым весом мужчины. Он закидывает голову назад, принимается рассматривать серый потолок и считать невидимые звезды.

– А что с гарнитуром? – тихо говорит он скорее самому себе, нежели Лизе. – Иногда думаю, из-за него все и началось. Только сейчас уже поди разберись, что случилось на самом деле. Я это… Лизун, в общем, такое дело, не покупал я этого гарнитура.

Лиза застывает статуей самой себя.

– Как не покупал?

Она поднимает взгляд на отца, но тот не смотрит на нее в ответ. Он весь где-то там, в далеком прошлом, пытается найти ту самую точку невозврата, после которой уже нельзя было ничего исправить.

– Ездил я как-то в командировку в небольшой городок Салехард. Это на севере России. Я, кстати, родом ведь почти оттуда, из деревни километрах в пятидесяти, так что поехал, можно сказать, с удовольствием. Сейчас так, если подумать, можно сказать, это судьба была. – Желтая кожа лба прорезается частыми и глубокими морщинами. – Нас тогда послали зачем-то инженерам местного рыбоконсервного помочь. Я уж и не помню, что мы там делали. В общем, я там встретил женщину. Краси-и-ивую!.. – На мгновение отец, кажется, даже забывает о том, что перед ним родная дочь, с таким упоением он рассказывает о своей салехардской знакомой: – Кожа бледная, волос крепкий, густой. Губы цвета спелой вишни!.. И хошь верь, хошь нет, но на ней ни грамма косметики! А тогда ее в регионах и не особо достать было… Но не в этом суть. В общем, она сказала, мол, дочь у меня родится скоро. Я тогда засмеялся, дескать, у меня и жены-то пока нет. А она говорит…