– Пропустите носилки: девушке плохо.

Снова наступил мрак, но тиранозавр не отпускал, древнее ископаемое не хотело слезать со своей жертвы. Силы покидали Подрезова, и он сказал себе, не в силах даже пошевелить губами:

– Надо вставать и уходить.

Но куда? Он не помнил дороги, по которой пришел сюда, рядом была какая-то девушка. Лена? На нееколько мгновений он увидел мерцание африканских звезд, услышал плеск воды, вдохнул душного болотного воздуха и открыл глаза. Вокруг был мрак. Виктор лежал на чем-то очень жестком, от чего сильно болели спина и затылок. Он попытался перевернуться на живот, но не чувствовал рук. Наконец, удалось поднять одну и коснуться груди, на которой лежали битые стекла. Подрезов снимал с себя осколки, потом заработала и вторая онемевшая рука. Через какое-то время удалось перевернуться и приподняться на бетонном полу, упираясь ладонями в стеклянные брызги. Голова раскалывалась, и тело швыряло из стороны в сторону. Теперь стало понятно, где он находится. Это был подвал, в трубах журчала вода, на ступеньках лежала выбитая взрывом дверь. Виктор на четвереньках поднимался по ступенькам, оказавшись внутри парадного, он посмотрел на светлеющий дверной проем, с трудом поднялся и шагнул на крыльцо дома. И тут же, потеряв равновесие, полетел со ступенек на мокрый от дождей газон. Полежал немного, прижимаясь щекой к луже на пожухлой траве, потом опять же на четвереньках пополз обратно в подъезд.

– Где Лена? – пронеслась мысль.

Лифт поднял его наверх, и он долго держал палец на кнопке звонка. Слышно было, как в квартире звенела электронная мелодия популярной песенки, а больше из-за двери не доносилось никаких звуков.

Постепенно Подрезов приходил в себя. Он спустился вниз, вышел во двор и подошел к тому месту, где оставил автомобиль. Обломки его сейчас были сложены в кучу на газоне, истоптанном десятками ног. Просто кучка металла с останками сгоревших кожаных кресел. Проемы окон на первом этаже были занавешены одеялами, вокруг валялись осколки, Виктор поднял было голову, чтобы взглянуть на балкон квартиры, в которую было вошел недавно, но зачем-то побежал вниз за ключами от «мерседеса».

– Высоковский, – подумал Виктор и усмехнулся распухшими губами, – Вовка-поганец, а больше некому.

На часах было пять утра. Надо было куда-то идти, оставаться здесь не было никакого смысла. Подрезов осмотрел себя и удивился тому, что еще дышит и может передвигаться. Пальто изрезано в клочья, брюки тоже иссечены стеклом. На затылке запекшаяся рана, голова трещит так, что можно не сомневаться – сотрясение мозга присутствует, и, наверное, тяжелое; дышать трудно, и руки поднимаются с трудом, и боль отдает в груди – пара ребер сломаны.

Виктор шел по направлению к узкой речке Смоленке, до моста через нее – не более полукилометра, но каждый шаг отнимал силы. Наконец, Подрезов вступил на мост и, уже окончательно ослабев, облокотился на гранитный парапет. Внизу застыла темная вода, в которой отражался свет фонарей автомобильной стоянки на берегу.

– Что, не можешь до дома добраться? – раздался голос.

Виктор обернулся и увидел в трех шагах от себя мужчину, чья внешность не вызывала никаких сомнений в его образе жизни: ободранная джинсовая куртка, помятое лицо и синяк под заплывшим глазом.

– Ого, как тебя обработали! – восторженно выдохнул прохожий. – Ограбили?

– Вроде того, – кивнул Подрезов и тут же попросил: – помоги такси поймать.

– Да кто тебя такого повезет?! – улыбнулся незнакомец. – Давай-ка лучше я тебя к себе отведу. Отойдешь, умоешься и на метро домой доберешься. Где хоть живешь?

Подрезов хотел назвать адрес, но, уже открыв рот, промолчал. На квартиру лучше сейчас не возвращаться.

– Что, забыл, где живешь? – обрадовался ханыга. – Ну ты молодец! Сколько же вчера выпил?

Он подошел к Виктору и обхватил его за талию:

– Пойдем, здесь недалеко. Я в переулке Каховского живу. Был такой ненормальный декабрист. Хотел царя убить, а застрелил всенародно любимого генерала Милорадовича.

Они шли минут двадцать. Потом спутник остановился и объяснил, что живет не один: он только комнатенку снимает, но в квартире еще человек пять и у всех трубы горят.

– Я понял, – выдохнул Подрезов и, достав из кармана пиджака бумажник, протянул его своему спутнику.

– Да ты богач! – восхитился тот. – Сейчас возьмем пару пузырей водки.

И тут же объяснил:

– Тебе же надо раны промыть.

В темном дворе светился ларек, круглосуточно торгующий пивом и сигаретами. Новый знакомый отошел от него с полиэтиленовым пакетом, переполненным бутылками водки и дешевого вина.

– Сейчас примешь, и боль сразу пройдет.

На темной лестнице не было ни одной лампочки. Дверь квартиры была не заперта, но, войдя внутрь, Виктор увидел, что это самый настоящий притон. На полу при входе спал тощий немолодой мужчина без брюк. Их он положил вместо подушки себе под голову, а голые ноги пытался подогнуть к животу и натянуть на них полы драного пиджака. В коридоре и на кухне был полумрак. Возле плиты в задумчивости сидел на табурете еще один человек без брюк. Он держал в руке давно погасшую сигарету и смотрел с ненавистью на своего товарища, который спал, положив голову на стол, где стояли пустые бутылки и банки дешевых рыбных консервов, тоже опустошенные.

– Сейчас посидим немного, – предложил спутник, – а потом можешь и прилечь.

– Я лучше сразу лягу.

Его отвели в какую-то грязную комнату, где на древнем диване с прожженной во многих местах обивкой разметалась во сне неопрятная женщина. Человек, минуту назад бодрствовавший у кухонной плиты, пнул ее ногой:

– Ну, чего разлеглась? Подымайся и дай другим поспать.

– Да пошел ты… – огрызнулась было женщина.

Но тут же увидев в руках говорившего бутылку водки, поднялась и, оглядев мутными глазами Подрезова, сказала ему:

– Ложись! Только, смотри, не заблюй ничего. Здесь приличные люди живут.

Виктор лег на пропахший пылью и чужим потом диван и закрыл глаза. Слышно было, как будили людей в других комнатах, раздавались чьи-то голоса и звенели стаканы. Голова кружилась, переворачивались стены, потолок, весь мир. В разбитое стекло окна дул ветер и залетали капли начавшегося дождя. Мутным было начавшееся утро, муторно было на душе Подре-зова, мутило все его существо. Он поднялся и шатаясь вышел в коридор. Из кухни приплывали клубы едкого табачного дыма. Виктор вдохнул, задыхаясь, и опустился на пол в углу коридора. Тут же его вырвало.

Проходящая мимо женщина громко сказала:

– Ты что себе позволяешь, урод?

Она ударила его ладонью по затылку и крикнула сидящим на кухне мужчинам:

– Я убирать не буду. Пусть тот, кто привел этого алкаша, подтирает.

Но все это доносилось издалека, и когда Подрезова подхватили под мышки и потащили на ободранный диван, он, чувствуя, как волочатся по полу его ноги, как ботинки задевают плинтуса, подумал, как о каком-то постороннем и незнакомом ему человеке: «Куда несут этого несчастного?».