Наконец он медленно поднял голову и прошептал:

– Я хочу тебя!

– Я знаю, – мягко улыбнулась она. – И ты еще раз доказываешь свою бессердечность, говоря об этом вслух!

– Таков уж я есть! – Реймонд криво улыбнулся.

– Я устала с тобой спорить.

– По-моему, это ты не можешь и дня прожить без драки!

– А тебе хватает совести каждый раз втягивать меня в споры. Из-за тебя я стала так легко впадать в ярость, что скоро сделаюсь противна сама себе!

Взгляд де Клера жадно скользил по ее лицу, по ее телу, пока Фионе не стало казаться, что она чувствует его горячие, страстные прикосновения.

– По-моему, эта черта нравится мне в тебе больше всего!

– Ну а мне нет. Мой отец был жестоким человеком, и я поклялась, что не позволю себе быть такой же жестокой и вспыльчивой.

– Но в тебе нет и капли жестокости, Фиона!

– Тогда почему в твоем присутствии я становлюсь бешеной идиоткой, не способной держать язык за зубами?

– Да потому что ты тоже чувствуешь эту… эту энергию, что возникает между нами. Нет, не пытайся отрицать! Я докажу свою правоту одним-единственным поцелуем! – И Реймонд обошел кресло неслышно и грациозно, словно огромный хищник, не спуская с Фионы алчно горевших глаз. – Мне нравится то, что с тобой можно говорить откровенно, не играя словами. – Он с удовольствием следил, как проступает замешательство на этом прелестном лице. Никогда в жизни ему не приходилось встречаться с женщиной, так снисходительно относившейся к слабостям других людей и столь строго судившей саму себя. Он заставил себя замереть на месте, чувствуя, что еще немного – и ему станет не до разговоров. – Почему ты не призналась мне, что это был Йен?

– Потому что этот подонок не достоин того, чтобы я о нем вспоминала! – надменно отчеканила чародейка.

Реймонд подумал о том, что нынешняя резня запросто могла быть отголоском этой трагической истории. Но сейчас ему было не до вражды между кланами. Сейчас его интересовала только Фиона.

– Почему бы тебе не простить его?

– Потому что я не хочу его прощать!

– Еще как хочешь! Ты больше всего на свете хотела бы навсегда позабыть эту боль! – Он ласково взял ее лицо в ладони и повернул к свету, любуясь тонкими чертами. – Я читаю это в твоих глазах, Фиона. Обида разъедает твою душу, как огромная язва! Ты лишаешь Йена своего прощения потому, что он ушел от наказания, а ты – нет!

Чародейка зажмурилась, впитывая в себя тепло рук Реймонда, омывавшее ее измученную душу и побуждавшее мечтать о тех простых радостях жизни, которых она лишилась навсегда.

– Ты ничего об этом не знаешь, – выдохнула Фиона еле слышно.

– Зато я знаю, что ты сполна искупила свою вину. Так же, как и он.

Она сердито фыркнула и вырвалась.

– Признайся, Фиона! Ты бы хотела, чтобы он пострадал наравне с тобой! Но пока ты не дашь свободу Йену, ты не освободишься сама!

– Это слишком трудно. Он вышел сухим из воды, а я получила клеймо на всю жизнь!

– Знаю!

Она устремила на Реймонда напряженный взгляд.

– Я знал это еще с той ночи в пещере! Коннал мне рассказал.

Фиона кивнула, вспомнив их ночную вылазку.

– Покажи мне их, – сказал Реймонд.

– Ни за что! – Фиону явно оскорбило это предложение.

– Покажи сама, не то я добьюсь своего силой! – пригрозил де Клер.

– Только попробуй говорить со мной в таком тоне – и глазом моргнуть не успеешь, как превратишься в бревно! – Но Реймонда нисколько не смутила ее угроза, и Фиона растерялась: – Ну пожалуйста, Реймонд! Не надо! Они слишком уродливые!

– Ничто в тебе не сможет меня оттолкнуть! Обидно видеть, как такая сильная женщина унижается из-за каких-то шрамов! Тебя ведь не оттолкнуло вот это! – И он провел пальцами по глубокому шраму, уродовавшему его щеку. – Я видел, как ты переносила нападки и ненависть окружающих. Ты вела себя как королева. Так почему ты считаешь, что какие-то шрамы на спине не позволяют тебе больше быть женщиной?

– Потому что так оно и есть! – выкрикнула Фиона и без сил рухнула в кресло. Слова полились потоком, однако ей не хватило смелости поднять голову и посмотреть де Клеру в глаза. – Все эти годы я молила о том, чтобы ненависть ушла из моего сердца навсегда. Я мечтала о том, что когда-нибудь смогу вспоминать об этом без гнева и обиды, а лишь с сожалением и грустью. Я клялась, что пересилю свой позор. Я заслужила наказание. Но я не заслужила этой ежедневной пытки за то, что любила кого-то всем сердцем. Я была глупой девчонкой… – У нее вырвалось сдавленное рыдание.

Фиона подняла голову, и Реймонд увидел, что она плачет. Впервые за все это время. Он встал на колени, взял ее руки в свои, а Фиона тихо плакала, не стыдясь своих слез. Его сердце обливалось кровью от этих жалобных звуков.

– Ты не заслужила этого, Фиона, но теперь все кончено. Прости себя, как ты прощаешь других!

Она посмотрела на него сверху вниз, но так ничего и не ответила, не в силах преодолеть душившие ее рыдания.

– Все кончено, – повторил де Клер.

Чародейка со стоном ткнулась ему в грудь в поисках поддержки. Реймонд баюкал ее как маленькую, прижимая к себе.

Они и не заметили, как затихла обычная дневная суета за дверью спальни. Фионе потребовалось немало времени, чтобы выплакать все горе, что накопилось за долгие десять лет изгнания. Она изливала свою душевную боль в ласковых дружеских объятиях, зная, что Реймонд не позволит себе смеяться над ее беззащитностью и слабостью. Она почувствовала себя защищенной от жестокостей внешнего мира… впервые с той минуты, когда отцовский кнут прошелся по ее спине.

Мало– помалу рыдания Фионы стали тише, но Реймонд по-прежнему баюкал ее, и гладил по спине, и нашептывал нежные слова, то и дело целуя в макушку. Только когда в камине прогорели дрова, он на минуту отстранился, чтобы подложить туда еще несколько поленьев. Глядя на его точеный профиль, Фиона думала о том, что любит этого человека всем сердцем. Это не было неожиданностью: еще в их первую встречу в Донеголе Фиона не осталась равнодушной к его доблести и красоте. Ничего удивительного, что сейчас привязанность вспыхнула с новой силой, несмотря на ее полную безнадежность. Реймонд готов был пожертвовать чувствами ради того, чтобы выполнить приказ короля, не говоря уже о том, что он так и не поверил в ее колдовской дар. А ведь Фиона больше всего нуждалась в этой вере. Она могла бы доказать свою силу, просто щелкнув пальцами, но разве силой заставишь человека полюбить? Реймонд должен был поверить ей по велению сердца. На меньшее Фиона не могла согласиться.

Она понимала, что мечтает о невозможном. Трагическая гибель матери и неосторожно данная клятва сковали его по рукам и ногам, и теперь Реймонд ни за что не признается вслух в том, во что уже не мог не поверить – это Фиона знала точно. И все же она не могла противиться его обаянию и своей любви. Достаточно было легкой ласки, мимолетного касания пальцев, чтобы все ее тело затрепетало от разбуженной нежности и страсти.