В одном де Мирт не обманул меня — своего длинноухого друга я нашел там же, где оставил. Он радостно кинулся ко мне, сложил розовые губы овалом и принялся быстро работать языком, облизывая мое лицо…

— Ничего себе, — пробормотал я, — целующийся конь, раньше я такого не наблюдал, ты это прекрати, — я погрозил ему пальцем, — мы все же мужчины, негоже мужчинам поддаваться чувствам…

Но он радостно заржал и снова лизнул меня длинным шершавым языком.

— Ладно, поехали.

Я забрался на его спину, махнул напоследок рукой замку Ракрута де Мирта, на тот случай если он меня видел, и отправился восвояси. На сей раз обойдусь без провожатых — хватит, напровожались…

«В следующий раз, когда мы встретимся, — пообещал я про себя, — ты, Ракрут, будешь моим загонщиком».

Вороной оказался ценнейшим приобретением. Он словно был специально создан для того, чтобы разъезжать по Кадрату — сам выбирал подходящую дорогу, обходил болотистые и опасные места, топтал копытами ядовитые растения, чуял появление хищников и менял направление движения. За все время он ни разу не оступился. Несколько раз ему приходилось прогрызать дорогу мощными челюстями. Я не мог нарадоваться на своего спутника, тем более что скорость нашего перемещения была очень высокой.

В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. Его имя ныне предано забвению, но отнюдь не потому, что он уступал знаменитым исчадиям тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности, короче, в безбожии, но потому, что его тщеславие ограничивалось сферой, не оставляющей следов в истории.

Патрик Зюскинд. «Парфюмер»

Из проклятых земель на длинноухом скакуне вороной масти, доставшемся мне по наследству от разбойника Атона, темная ему память, я очень быстро выбрался в куда как более жизнерадостные места. По крайней мере, щупальца хищного леса уже не тянулись, чтобы обвить ноги коня, листья не падали градом, царапая лицо, из-за гряды деревьев не доносились жуткие крики, словно кого-то режут — порой так оно и было, — я уже мог не опасаться за свою драгоценную жизнь… Слава богу, Кадрат остался позади, а с ним и все ужасы, какие только способно представить человеческое воображение.

К пущему моему удивлению, скоро мы добрались до утоптанной широкой дороги. По всей видимости, ею частенько пользовались. Я так давно не видел таких шикарных следов цивилизации, поэтому спрыгнул с вороного в пыль и упал на колени.

«Наконец-то. Кажется, я выбрался из бесконечного леса».

Потом забрался на спину длинноухого и медленно поехал по дороге. Вскоре вдалеке я разглядел скрывающуюся за холмом тяжелую груженую повозку, и ударил коня в поджарые бока. Он стремительно рванулся следом за повозкой, приложив уши к продолговатой голове. Через мгновение я уже мог разглядеть сидящего на козлах тучного хозяина обоза с багровым отечным лицом. Одежда, золотые пуговицы и камзол из красноватого сукна выдавали в нем зажиточного торговца, на голове была нахлобучена высокая шапка, отороченная рыжим мехом.

На повозке лежали плотно скрученные тюки и высокие резные сундуки из темного дерева. Замки мерно позвякивали, когда тележка преодолевала ухабы и выбоины.

Странно, но охраны вокруг не было, а между тем, насколько мне было известно, подобные типы непременно брали с собой в путь наемников… Значит, мои догадки насчет того, что он принадлежал к племени кочующих торговцев, оказались неверны.

Увидев, что я выезжаю справа на вороном коне со странно длинными ушами, купец без всякого интереса покосился на меня и резко хлестнул лошаденку, после чего она сильно прибавила ходу. Я тоже подстегнул жеребца, опять ударил его в бока, и мы вновь поехали вровень…

— Эй, милейший, куда направляетесь? — спросил я, широко улыбнувшись. — И почему совсем один, вам не нужны провожатые в дорогу? Я бы недорого взял за вашу охрану…

— Я везу продукты и вещи Оссиану, — коротко ответил он, — зачем мне провожатые?

— Оссиану, — удивился я, — а кто это?

Купец теперь уже с интересом покосился на меня.

— Наверное, ты прибыл очень издалека, — насмешливо сказал он, — если не знаешь самого Оссиана. Могу только сообщить тебе, что ни один нормальный человек не будет грабить обоз, предназначающийся самому Оссиану…

— Он что, какой-нибудь местный князек…

— Лучше я не буду с тобой разговаривать, — рассудительно решил торговец, немного помолчав, — не ровен час, Оссиан услышит нас, и мы больше никогда не сможем разговаривать…

После чего он замолчал. Я долгое время пробовал добиться от него хотя бы слова, но он вел себя так, словно меня на свете не существовало, только хлестал свою лошадку, а время от времени начинал насвистывать какую-нибудь мелодию. Выходило фальшиво. В конце концов мне надоело, что меня самым наглым образом игнорируют. Я подъехал и ухватил его лошадь под уздцы, она стала мотать головой и вырываться, а потом остановилась…

— Эй, — завопил торговец, вскакивая на ноги, — а ну пусти лошадь! Ты что, хочешь встретиться с самим Оссианом?

— Оссианом не Оссианом, — вскричал я, — я просто хочу узнать, куда меня теперь занесло?!

— Занесет, если не отпустишь лошадь!

Он резко махнул хлыстом, целясь мне прямо в лицо. Я едва успел отклониться, хлыст щелкнул в двух миллиметрах от уха. Попади он в лицо — и я запросто мог бы лишиться глаза. В ту же секунду мой боевой конь решительно щелкнул челюстями и откусил ему руку. Кулак с зажатым в нем хлыстом упал куда-то вниз. Торговец дико закричал, лошадь его понесла куда-то в сторону, и он едва успел спрыгнуть с тележки, когда она врезалась в небольшой холм и перевернулась. Тюки с тряпками и сундуки с провизией полетели на землю. Истошно крича и размахивая окровавленной культей, торговец бросился к лесу, стараясь бежать зигзагами, наверное, опасался, что мой дьявольский зубастый конь будет его преследовать, споткнулся, упал, уронил шапку, а потом скрылся за редколесьем, меж стволов мелькнул его красивый красный камзол, и он исчез.

— Оссиан… Оссиан… — пробормотал я, крайне недовольный собой — беседа так и не состоялась.

Впрочем, в этом был виноват вовсе не я, а торговец, который явно не был расположен к конструктивному общению. К тому же он сам на меня покушался, так что получил по заслугам. Подумать только, а я всего лишь хотел поговорить.

Новые, доселе скрытые способности моего жеребца меня изрядно порадовали — оказывается, зубы у него были такие острые, что он запросто мог питаться придорожными валунами, перемалывая их своими сильными челюстями.

Я немного поездил вдоль дороги, ожидая, не выглянет ли из леса мой новый знакомый, не покажется ли издалека красный камзол, не блеснет ли золотая пуговица. Без толку. Наверное, он убежал очень далеко.