Каждый из материков окружён был в тропических зонах коралловыми островами-атоллами. В более умеренных широтах — группами островов, довольно крупных. Это как бы защищало континенты от возможных неожиданных движений водных масс океана. На полюсах были ледовые «шапки», но они были значительно меньше континентов. Нигде в океане не видно было движения ледовых масс, сравнимых айсбергами. На континентах видно всё, что привычно: равнины, горные хребты, плато, реки, озёра, леса. Но пустынь не заметил, хотя степи были, и весьма протяжённые. Над планетой была равномерно распределённая облачность. Ничего, что указывало бы на проявления жизни человека, я не видел.

Переключил внимание на соседний «глобус» и сразу осознал, что это земля сегодняшняя. Переключился на третий глобус, заведомо предубеждённый: для того, чтобы он возник, надо сломать сегодняшний «кувшин». Было бы жаль! Он мне дорог.

Мне показали макетно процесс этой «ломки»: североамериканский континент «сомкнулся с Гренландией, при этом исчезла сетка островов и морей севера Канады. Вся эта махина плавно повернулась так, что Аляска оказалась у северного тропика, а тот кусок, где сейчас Мексика, странным образом «оторвался», развернулся и примкнул к южноамериканскому континенту. С ним слились острова Карибского бассейна. Весь этот обновлённый ещё и тихоокеанскими островами континент также плавно развернулся «по оси» южного тропика; каким то образом объединились «Антарктида, Австралия и тяготевшие к ней острова, сместившись несколько южнее Южного тропика. Настала очередь Африки, и она также была «развёрнута вдоль Южного тропика. Осталось самое неприятное для меня и страшное. Мои «я» уже поняли, что грядёт большая «ломка»… Средиземного моря не осталось, пришла очередь сероводородного отстойника сточных вод Европы — Чёрного Моря. Совершенно непонятным образом «лопнула» суша Кавказских гор до Каспия, затем разлом пробежал Арал, Балхаш, Байкал и Амур! Хорошо, что это на макете, на «глобусе»! А если действительно перестанут существовать неповторимые Балхаш и Байкал? А что станет с великими реками — Леной, Енисеем?

Новые два континента плавно разворачиваясь, занимали новые свои места. Изменился рельеф, возникли новые озёра, реки… Ничего вроде страшного… Но ведь здесь люди живут! Исчезают их родины, любимые уголки… Я был захвачен размышлениями об этом, и уже не мог поинтересоваться судьбой Камчатки-Сахалина_Японских островов…

Да, не спорю, картинка получалась сбалансированная, разумная… А сколько при этом погибнет людей и вообще живого? Нас- то надо спросить? Лично я — ПРОТИВ!!!

И «я» отвернулся от «картинок», и упёрся взглядом в молочно-белую кривизну сферы… И услышал успокаивающий шёпот Хранителя:

— А вас, пожалуй, сейчас как раз и спрашивают, тебе не кажется? Следует учесть — предложение рациональное, если исключить эмоции. А результат — радикальное преобразование климата, равные или близкие к тому условия жизни для населения, плавные переходы климатических зон. Но главное — единственная возможность восстановления полей: магнитных и иных, о которых пока представления не имеете. Уравновешивание водных потоков, решающих проблемы «»связи» и энергетики. При этом, мозг ваших потомков сможет быть использован не на жалкие 3–7% от заложенного потенциала, а на 93–97 %!

Осознав услышанное, я сказал вслух:

— Надо посмотреть, Хранитель.

Повернулся к «глобусу» и тупо стал разглядывать. А мысли в это время были такие: «Процесс этот наверняка не «разовый», а «тектонический», займёт целую эпоху… Что мне до тех, дальних? Одно светлое будущее Христианство для всех уготовило, строят его уже пару тысячелетий… Другое «светлое будущее передового человечества» уже две трети столетия… ещё менее успешно… Иисусу Светлому, Хранителю и другим Хранителям и Творцам, кто там у них ещё… можно поверить…

Сколько прошло времени в этом мерцании? Течёт ли вообще тут время? Молчание…

Глава 25 Виктор

— Ты не желаешь внимательнее и подробнее, в деталях, рассмотреть, что открывается? — вопрос прозвучал почти как утверждение.

— Не хочется, Хранитель. Пусть смотрят другие «я», если они здесь.

— Не могу выпустить тебя отсюда, но если хочешь, могу организовать тебе свидание с одним из умерших. Кого бы ты хотел видеть?

Задумался я, засомневался: «Из одноклассников? Что то подозрительно много их по умирало, не дожив и до «полтинника»… Нет, пожалуй, не о чем мне с ними будет говорить. Даже с Геной Пилей, самым весёлым и жизнерадостным из всех нас, ровесников. Наркота его убила… Боюсь, там больше бреда и галлюцинаций будет, чем подлинных воспоминаний. Из сокурсников по мореходке в Одессе, Питере? Нет… Из армейских? Тоже — нет… Бабушка Лиза? Да ни за что! Альбина? Сестричка двоюродная, тёти Клавдии дочь? Она, наверное, будет о своих детях-сиротах говорить., а я её детей не знаю совсем… Юра, брат жены? Не о чем мне с ним говорить. Так с кем же? Пожалуй, лишь с одним покойником мне интересно поговорить, с Виктором, двоюродным братом, которого потерял я ещё в детстве.

— Хранитель, если дозволено, можно повидаться с Виктором?

— А буду — ли я видим для него и, главное, для себя самого?

— Сделаю. Жди. Это не долго.

И стала вокруг меня меняться обстановка. Сам я вдруг «возник» в привычном для себя облике — одет, как люди, в брюках, рубашке с коротким рукавом, в сандалиях с носками на ногах… Сижу на «венском» стульчике с гнутыми ножками-спинкой. А стульчик этот стоит на верандочке деревянной красковской дачи. За окнами тот же участок, который запомнился мне с первого или второго послевоенного лета. Напротив меня стоял другой такой же стульчик, но пустой., рядом — тумбочка прикроватная, какие стоят в общагах и казармах. На тумбочке — тарелочка с щербинкой и трещинкой, на тарелочке общепитовской — два небольших яблока с красненькими бочками, чуть уже усохших. Ещё — кусок колбасы граммов на четыреста, пахнущей чесночком, по виду — «чайной», в шкурке… Булочка «французская». Ножик столовый от сервиза. Нераспечатанная бутылка 0,7 литра кагора «Араплы». Штопора нет. А бутылка с пробкой. Жду гостя и думаю: «Сколько мне сейчас лет?». На тумбочке вижу бритвенное зеркало на подставке. Заглядываю в него. Судя по отражению — мне очень близко к пятидесяти. Выгляжу прилично: выбрит, мешков под глазами нет, смотрюсь даже весёлым.

Скрипит и дребезжит негромко стёклами открывающаяся дверь за моей спиной. Лёгкие шаги по веранде. Доски пола тоже скрипят. Я не оборачиваюсь — страшно.

Боковым зрением вижу — на стул опускается легко, закидывает ногу на ногу высокий стройный парень. Поворачиваюсь, смотрю. Парень лет восемнадцати, летние сандалии на босу ногу, серые в тёмную полоску брюки с «обшлагами» внизу, отвороты такие раньше делали. Поясок «кавказский» с блестящими бляшками-прибамбасами. Рубашка белая полотняная с длинными рукавами, ворот расстёгнут, на груди — наколка синяя — молодая женщина, словно