– И, милая, если бы все бабы начали пить из-за неустроенности своей судьбы, то вокруг были бы одни пьянчуги. Ты, вот, как я погляжу, тоже без мужика маешься?

– Я не маюсь, – с легкой обидой в голосе ответила Андриана.

– Так это я так, к слову, – сказала баба Груня, – само собой, не маешься. И я не маялась, двоих одна вырастила и на ноги поставила. И разве мало таких баб, как ты или я?

– Немало, – согласилась Андриана.

– И я про то же. Так что, лить в глотку водку, это дурь, и ничего больше? Из-за материнской дури Денис в институт не пошел. Устроился на работу.

– А где он работает?

– В автосервисе. В каком точно, не знаю, так что не спрашивай.

– А кем он там работает?

– Сначала, как он сам мне говорил, был на подхвате, а потом добрые люди обучили его, в мастера вывели. Теперь он хорошую деньгу зашибает. Первое время, горе луковое, часть денег матери отдавал, так сказать, на ведение домашнего хозяйства. А она их понятно куда спускала. Потом перестал ей на руки деньги давать. Так она пару раз за ним с топором гонялась!

– А вы откуда знаете? – удивилась Андриана.

– Денис из квартиры выскакивал в тапочках, майке и трусах. Дверь с этой стороны закроет, сядет на ступеньку и дрожит, как кленовый лист. Мужики однажды ее сами успокоили, а в другой раз соседка из квартиры напротив милицию вызывала. Людку увезли, подержали двое суток и выпихнули на все четыре стороны.

– Отчего же она тогда таблеток решила напиться?

– Не знаю, – развела руками баба Груня, – то ли просветление нашло, то ли совесть замучила. Или черти, – добавила она.

– Какие черти? – изумилась Андриана. – Коллекторы?

– Типун тебе на язык! Только этих чертей нашему подъезду не хватало. Нет, у Людки черти были всамделишные.

– Как это? – растерялась Андриана. – Всамделишных же не бывает.

– Это тебе не бывает, мне не бывает, а к тем, кто напьется до чертиков, они лично являются.

– То есть мерещатся?

– Может, и мерещатся. Врать не буду, я их не видала. Только Людка про них соседям рассказывала. Особенно одного она запомнила, он к ней приходил всегда в начищенных ботинках и в зеленом галстуке. Больше на нем ничего не было. – Баба Груня сморщила нос и захихикала. – Людка говорила, что он ей на ухо шептал всякие непристойности и уговаривал отправиться с ним.

– Куда отправиться? – не поняла Андриана.

– Знамо куда, в ад. Не в вытрезвитель же. Да и нет их теперь.

– А она?

– Не соглашалась, гнала его, дралась, царапалась.

– С ним, с тем, что в начищенных ботинках и зеленом галстуке? – не поверила Андриана.

– Ну, не со мной же, – отмахнулась от нее баба Груня.

– И вы думаете, что он на этот раз уговорил ее?

– Получается, что так.

– А что Денис?

– Убивался сильно, плакал.

– Значит, он жалел ее?

– Так мать все же.

– Вы не знаете, в какой больнице лежит Людмила Ивановна?

– Как же не знать, – удивилась сомнению Андрианы в ее осведомленности Панкратова.

– И где же? – Андриана замерла в ожидании ответа, даже дышать на какое-то время перестала.

– В Звонаревской больнице, – ответила Панкратова.

Андриане захотелось от радости броситься ей на шею, но, боясь, что старая женщина поймет ее неправильно, Андриана Карлсоновна воздержалась от бурных проявлений радости. Вместо этого она спросила:

– Денис сейчас живет один?

– Не знаю. Врать не стану. Но только тут он давно не появлялся.

– А где же он может быть?

– Наверное, к Нине перебрался, – предположила баба Груня.

– К какой Нине? – насторожилась Андриана.

– К невесте своей.

– А фамилию Нины вы знаете?

– Знаю. Демина она.

– А где живет?

– Где-то на Свободе…

– А номер дома, квартиры?

– Чего не знаю, того не знаю. Но там должен быть супермаркет и арка. А из нее дом направо и вроде сразу ее подъезд.

– А это вы откуда знаете?

– Людка как-то рассказывала на лестнице приятелю Дениса. А я как раз снизу с ведром поднималась. Она на меня еще ругаться стала, что я с пустым ведром. Так я мусор ходила выбрасывать! Неужто мне его опять домой тащить?! – возмущенно проговорила баба Груня.

– А приятеля Дениса вы знаете?

– Алика, что ли? Так кто же его не знает? – удивленно ответила Панкратова.

– В смысле? – удивилась в свою очередь Андриана.

– Алик живет в соседнем подъезде на первом этаже и всем соседям чинит электроприборы. Любая рухлядь в его руках оживает. А со старух он денег не берет. Говорит, что это грех.

– В чем грех?

– Деньги брать со старых людей.

– А с остальных людей он деньги берет?

– Берет, – подтвердила ее догадку баба Груня, – но невеликие.

– Невеликие?

– Маленькие!

– Баба Груня, спасибо вам за чай и за разговор. Побегу я, – сказала Андриана, поднимаясь со стула.

– Беги уж, беги, – вздохнула старушка, – вижу, что ты на стуле вертишься, точно уж у тебя под мягким местом.

Андриана невольно прыснула.

– У вас, у молодых, всегда так, – добавила Панкратова.

– Вашими бы устами да мед пить, – в свою очередь выдохнула Андриана.

И баба Груня согласно закивала: «И я там был и мед пил. По устам текло, в рот ничего не попало».

Андриана не стала дослушивать и, помахав рукой на прощанье, выскользнула за дверь. До ушей Аграфены Евграфовны донесся топот ее ног, потом закрылась подъездная дверь, и баба Груня отправилась на кухню допивать свой чай.

Найти Алика оказалось делом несложным. Его и впрямь знали все, по крайней мере, в первой же квартире, в которую Андриана позвонила, дверь ей открыл сердитый мужик с седыми усами и на ее вопрос «Где здесь живет Алик» кивнул на дверь соседней квартиры.

Аликом оказался мужчина лет пятидесяти с гаком. Круглое лицо его источало приветливость и доброту. Он ничуть не удивился приходу Андрианы, пропустил ее в коридор и сказал:

– Первая комната справа, это, так сказать, мои пенаты.

Пенатами оказалась небольшая комнатенка с древним шкафом, столом, продавленным диваном и парой старых стульев. Всюду стояли пылесосы еще советских времен, были навалены кучей утюги, кофемолки, электрочайники, светильники и прочие приборы.