И снова — хрясь под ногой. Тимоха посветил себе под ноги. Сначала не разобрал. Посветил под ноги себе, Слоненку — и левее, и правее. И когда сообразил, что это было — что хрустело под ногами, — волосы зашевелились и похолодело на спине.

Дно пещеры было устлано человеческими костями.

— Слон, Слон!..

— Валим, нах… отсюда!.. — голос у Слона дрожит.

Когда прошел первый шок от увиденного, стали осматриваться.

Пещера была небольшой, может, метров десять в глубину. Кости валялись повсюду, были навалены и перемешаны — черепа, берцовые, фаланги пальцев, ребра. Некоторые черепа были цельными, другие раскрошены, будто по ним ходили и топтали специально. Тимоха взял один череп и, как шекспировский Гамлет, стал на него смотреть. Что-то Тимохе не понравилось в этом черепе. А что, не мог сообразить.

— Слон, ты Гамлета читал?

Слоненок хрустнул галетой.

— Слон, смотри, череп совсем старый. Ему тысяча лет, наверное! — И вдруг Тимоха задумался. — Слон, а ты проклятий боишься?

— Угу. Когда энер оштрафовал на три тысячи.

— Слон, я про большое спрашиваю.

— Угу.

Тимоха положил череп обратно. Странно ему казалось, что нашли они этот старинный могильник в такое неподходящее для исторических раскопок время. Может быть, здесь хоронили своих охотников древние люди, которые бегали по горам с каменными топорами. Или здесь приносились человеческие жертвы.

— Слон, а вдруг это все мученики? А мы ходим по их костям.

Тимоха закрестился.

Слоненок подал голос:

— Бинты.

— Что?

— Свежие.

Тимоха посветил. Под ногой Слоненка что-то белело. Бинт с запекшимися бурыми пятнами крови. Рядом валялись шприцы, ампулы. Тюбик от промедола. Место было расчищено от древних костей. Разгрузка. Магазины от автомата. Ржавый диск от «Дегтярева». Запал от гранаты и россыпь патронов.

— Все ясно, — сказал Тимоха. — Схрон у духов тут был.

Еще рассмотрел Тимоха надписи на стенах. Но не разобрать было — каракули какие-то. Звери, птицы. Чертовщина, одним словом.

— Ладно, Слон, валим пока. Надо будет командиру доложить. Заминируем?

— Можно.

Они поставили «растяжки» у выхода и снаружи. Шли обратно по своим же следам. Тимоха никак не мог избавиться от затхлой вони в ноздрях. Достал сигарету, разломал и стал совать табачины в нос. В конце концов расчихался. Когда они почти уже дошли до своих, когда увидел их Спирин и махнул им рукой, вдруг раздался долгий и протяжный вой.

«Волки», — подумал Тимоха и снова, как в пещере, ощутил, что холодеет в спине, будто голым вышел на мороз.

Хрустел галетами Слоненок, простецкая душа.

Спирин встретил их, сказал, что спустился к речке и поставил мину ОЗМку у тропы. Следы его, конечно, видны, но если случится бой, в суете духи могут и не заметить.

— Тимоха, сколько осколков в ОЗМ-72? — хитро спросил Спирин.

— Две с половиной тысячи, — буркнул Тимоха и стало выковыривать из ноздрей застрявшие табачинки.

Командировка подходила к концу. Ризван собирался обратно в Лондон. Ему приятно было думать о том, как он спустится по трапу и окажется в приятной обстановке гостеприимного лондонского аэропорта. Больше всего ему запомнился запах: в аэропорту Лондона пахло розами и хорошими сигарами — такими же, какие курил почтенный Эдди Эдисон. За последние годы Ризван добился значительных успехов в личном и политическом аспектах. Он политолог с мировым именем, с ним даже советуются американцы. Он примерный семьянин. Он учит английский. Ему бы хотелось жить в Лондоне. Ризван понимал, что его жизнь и деятельность похожи на компьютерную «бродилку» — чтобы перейти на следующий уровень, нужно уничтожить врагов на предыдущем и набрать бонусов. Начинал Ризван с Польши. Сын играет на компьютере. «Э-э, пусть мальчик наслаждается свободой», — думал Ризван. Его ненависть к России то угасала, то вспыхивала с новой силой. Ризван клялся в молитвах к Аллаху, что станет бороться до конца. Ему уже полгода не повышали жалованье — это было обидно, ведь он столько работал. Значит, он должен вернуться из Веденского района Ичкерии с таким материалом, который повергнет всех в шок… Инфляция. Дети растут. Продукты с истекающим сроком годности он никогда не покупал — что он себя на помойке нашел! Дети его должны учиться в лучших европейских заведениях. «Чем нохчи хуже Европы? Законно!» — думал Ризван.

Ризван вдыхал полной грудью воздух гор. Он был почти счастлив.

Здесь, в Харачое, жили его предки. Он приезжал из Грозного на каникулы к деду в село. Туристы уходили по тропам к высокогорному озеру Кезенойам. Ризван с гордостью писал сочинения «Как я провел лето» — что бывал не раз на том голубом озере. И что знает теперь козьи тропы и потаенные места в горах. Он стал настоящим горцем. Дед пас овец, Ризван уходил с дедом в горы. Однажды дед показал ему пещеру. Он не разрешил войти в нее, сказал, что пещера таит в себе проклятие древних. Давным-давно люди, не знавшие Аллаха, сотворили страшный грех. И боги, древние языческие боги, послали проклятие на эти земли. «Что же за грех?» — спрашивал Ризван. «Убийство невинных», — отвечал дед. Ризван прятался за дедову спину. Он глядел с опаской в ту сторону, где в густой чаще буковых лесов таилось до поры до времени проклятие языческих богов…

Утром за ним должна была прийти машина Эшиева Майрбека.

Майрбек, командир стрелковой роты самообороны, был честным парнем. Он и его ребята служили новой власти кафиров и мунафиков-лицемеров. Но они были преданы своему народу и истинной вере. Они были своими среди чужих, они надежно страховали своих братьев-моджахедов, сражающихся с вероотступниками — муртадами и кафирами. Ризван не сомневался, что выберутся они из Харачоя и скоро доставят его в Ингушетию. Там ему придется отдать часть материалов, чтобы тут же на месте запустить информацию на сайт. Видеоматериалы он повезет в Лондон. Братья в Ингушетии тоже вели борьбу с оккупантами, но власти Ингушетии трусливо прятались за Кремлевскими стенами. И если бы Ингушетия встала плечом к плечу с Чечней еще в первую войну, то они добились бы той свободы, за которую погибло столько преданных Кавказу и Аллаху воинов.

«Они стали шахидами, Инша Аллах!» — подумал Ризван.

Ризван совершил утренний намаз и вышел из дому на улицу. Хозяин, хмурого вида чеченец, возился у сарая.

— Что, отец, не режут волки овец? Я слышал утром, как выла стая.

— Это Одноухая и Большой Ву.

— Почему вы не убьете их?

Старик выпрямился, бросил под ноги какую-то деталь от тележной упряжи. Он был высок и сух; каракулевая шапка сидела на его голове, закрывая лоб почти до глаз. Густые седые брови топорщились из-под шапки вперед и вверх. Лицо старика изъели глубокие морщины, взгляд старика был короток