— Что вы с ней сделали?

— Попозже, дружок, попозже. Мне действительно очень жаль!

Мне начинает казаться, что он действительно так и думает.

— Не будете ли вы так любезны пройти со мной? — спрашивает он.

«Так любезны»?

В коридоре бархатные обои и маленькие бра между старинными портретами королей и королев, аристократов, рыцарей, крестоносцев и пап римских. Каждый из них провожает меня пристальным взглядом.

Мягкая дорожка приводит нас по длинному коридору к широкой лестнице. Затем тяжелая дверь. Не знаю, как назвать это помещение: залом заседаний, курительной или гостиной. Предо мной роскошный, с явным избытком мебели, салон, бук и палисандр на стенах, тяжелые шторы и люстры. Запах политуры[55]и сигар.

Первое, что успевает ухватить мой взгляд, — огромное живописное полотно, изображающее двух друидов у Стоунхенджа. Второе — длинный, хорошо отполированный стол, на котором лежат зеленые фетровые подкладки для письма напротив каждого из двенадцати стульев с высокими спинками. Третье — два человека в углу на креслах. Я их обнаруживаю только тогда, когда замечаю поднимающийся дым от сигар. Оба обернулись и внимательно смотрят на нас.

Это Грэм Ллилеворт и директор Инспекции по охране памятников Сигурд Лоланн.

Оба встают. Лоланн никак не может решить, куда ему смотреть. Первым мне протягивает руку Ллилеворт. Потом то же самое делает Лоланн.

— Спасибо за последнюю встречу, — неуклюже бормочет Лоланн. Как будто помнит, когда она у нас была.

Никто из нас ничего не говорит.

На столе стоят фарфоровый кофейник и четыре чашки.

— Сахар? Сливки? — спрашивает Ллилеворт. Между указательным и средним пальцами тлеет сигара.

Я не люблю кофе.

К Лоланну я обращаюсь по-норвежски:

— Я не очень силен в Уголовном кодексе. Но могу предположить, что за похищение иностранки, отравление и похищение норвежца могут дать от пяти до семи лет тюремного заключения. Если только вы не задумали утопить меня в океане, предварительно всунув в бочку с бетоном. Тогда уже можно говорить о сроке в двадцать один год тюрьмы.

Лоланн нервно кашляет и бросает взгляд на Мак-Маллина.

Мак-Маллин по-отечески хихикает, как будто понял мои слова:

— Очень жаль. Вы, возможно, предпочитаете чай?

— Где Диана?

— Не волнуйтесь. Ей хорошо.

— Что вы с ней сделали?

— Ничего особенного. Пожалуйста, не беспокойтесь. У всего есть объяснение.

— Вы ее похитили!

— Вовсе нет.

— Кто вы? На самом деле?

— Я — Майкл Мак-Маллин.

— Забавно. В последний раз, когда мы с вами беседовали, вы назвали себя Чарльзом де Виттом.

Грэм Ллилеворт с удивлением глядит на него:

— Ты так себя назвал? Это правда? — и не удерживается от короткого смешка.

Мак-Маллин делает искусственную паузу.

— М-м, неужели так и назвал? — Он смотрит на меня игриво, морщит лоб. — И правда. Когда наши друзья в Лондонском Географическом обществе сообщили, что Бьорн Белтэ из Норвегии спрашивал о Чарльзе, мы придумали этот маленький глупенький план. Вы правы. Я сделал так, что вы поверили, будто я и есть добрый старый Чарли. Но справедливости ради следует добавить, что сам я вам так и не представился.

Я спрашиваю:

— Почему же теперь я должен поверить, что вы — Майкл Мак-Маллин?

Он протягивает мне руку. Я машинально хватаю ее.

— Я Майкл Мак-Маллин. — Он делает ударение на каждом слове.

От него исходит аура спокойствия и дружелюбия, которая смущает меня. Ллилеворт, Лоланн и я — мы напоминаем пугливых шавок, которые рычат и крутятся вокруг одной вожделенной кости. Майкл Мак-Маллин — другой. Он как бы парит над нами, не опускаясь до мелочных ссор. Вся его натура — добрый взгляд, низкий голос, спокойствие — источает-мирное и дружелюбное достоинство.

Лоланн предлагает мне стул. Я сажусь на самый край. Мы смотрим друг на друга.

— Вы — крепкий орешек, Белтэ, — признается Мак-Маллин.

Двое других начинают нервно смеяться. Лоланн подмигивает мне. Они пытаются мне внушить, что все мы перешли некую черту и оказались на одной стороне, а теперь сидим и веселимся по поводу того, что уже позади. Но они плохо меня знают. Я действительно крепкий орешек.

— Я очень рад, что вы теперь с нами, — произносит директор инспекции Сигурд Лоланн. И лицо у него елейное. — Нам бы побольше таких, как вы.

Мак-Маллин замечает мою сдержанность. Он ежится:

— Господа, будьте благоразумны. Надо дать объяснения нашему другу.

Иногда полезно помолчать. Я молчу.

Они переглядываются. Как будто каждый надеется, что начнет кто-то другой. И снова первым берет слово Мак-Маллин.

— С чего начнем? — спрашивает он.

— Давайте начнем с де Витта, — предлагаю я.

— Де Витт… Это было глупо с моей стороны. Я недооценил вас. В очень большой степени.

— А чего вы хотели добиться?

— Мы представляли себе, что нам будет легче, если вы примете меня за Чарльза. Что вы поверите ему. То есть мне. Мы надеялись, что вы доверите ларец де Витту, если он вам все объяснит. Мы были наивны. Я прошу у вас прощения.

— Я не должен был обнаружить, что вы его убили?

— Что? — восклицают они в один голос.

— В то лето, когда умер папа? — Я смотрю на каждого по очереди. — Вы хотите сказать мне, что совершенно случайно эти двое умерли одновременно?

Изумленные выражения лиц заслуживают доверия. И на мгновение я готов поверить им. Но только на одно мгновение.

— А почему вы сомневаетесь, что так и было? — спрашивает Мак-Маллин.

Лоланн фыркает:

— Ну знаете!

— Значит, это было чистым совпадением?

— Само собой разумеется! — кивает Мак-Маллин.

— Мы не варвары! — вступает в разговор Ллилеворт.

Лоланн качает головой:

— Вы начитались детективных романов! Ваш отец погиб в результате несчастного случая. Чарльз умер от инфекции. То, что это произошло в одно и то же лето, не более как совпадение.

Ллилеворт добавляет:

— В жизни сколько угодно подобных совпадений.

— Не говоря уж о смерти, — отвечаю я.

Я перевожу взгляд с одного на другого.