Поэтому я не без тоски посмотрел вдоль тропы, ведшей к берегу Потомака, а потом и дальше — в глубь настоящего густого леса, хотя мое внимание тут же отвлекло новое сообщение от Билли. Он докладывал о том, как происходило перемещение бронированного фургона к центру предварительного заключения в округе Колумбия. Интересно, подумал я, Уэстерфилд и его помощница явятся, чтобы встретить его? Ответ очевиден — они будут там непременно.

Я поднялся по ступеням и набрал код. Дверь дома открылась.

Я кивнул, приветствуя Мари и Джоанн, расположившихся друг против друга за шатким ломберным столиком и попивавших чай с печеньем.

Да, бронированное транспортное средство находилось в пути, двигаясь долгим и запутанным маршрутом, но только внутри его никого не было.

И об этом знали немногие…

Ни при каких условиях не согласился бы я отправить Кесслеров в тюремную камеру, да еще в центр заключения среднего режима, каким было заведение в столичном округе. С тех пор как я отказался это сделать в первый раз, ничего не изменилось, и если Уэстерфилд убедил себя, что я пытаюсь использовать своих клиентов всего лишь как приманку, это была его проблема, но никак не моя.

При этом я понимал, что, если скандал раздуют до небес, Арону Эллису, возможно, придется уволить меня. Но он не сделает этого, пока моя нынешняя миссия не завершена. Прежде всего, он действительно не знал, где я нахожусь, и, чтобы выяснить это, потребовались бы некоторые усилия. К тому же поиски были сопряжены с риском, что о моем местонахождении станет известно посторонним. Арон никогда не станет так рисковать.

Мне показалось любопытным, что за чаем сестры играли в одну из настольных игр, позаимствованных с полки в гостиной. В нарды. В этой игре вы бросаете кости и передвигаете фишки, чтобы убрать с доски все свои, прежде чем это сделает соперник. Игре почти пять тысяч лет, и ее варианты в двенадцать линий, которыми развлекались в Месопотамии и Древнем Риме, практически не отличаются от того, как в нее играют сейчас.

Оставив сестер за их занятием, я подошел к Ахмаду, который расположился в задней двери и смотрел наружу. По его заверениям, все было спокойно. «Наблюдатель» в Западной Виргинии, с которым я связался, тоже утверждал, что его люди не заметили никаких признаков внешнего наблюдения за домом.

Зверье — олени, еноты и прочая дикая братия не подавали признаков беспокойства.

Ахмад расположился в стойке, которую я мог бы описать как настороженно-выжидательную: плечи развернуты под одним углом, бедра — под несколько иным. Взгляд его был сосредоточен на осмотре пространства за домом, но, как я заметил, он избегал встречаться со мной глазами.

— Слышал, вы заказали транспорт в Хансеновский центр, — сказал он.

— Верно, заказал.

И хотя в ответ последовал только кивок, было ясно, что он сбит с толку, поскольку люди, которым надлежало занимать сейчас места в бронированном микроавтобусе, продолжали находиться в каких-то десяти метрах от него.

— Тебе кто-нибудь звонил по этому поводу? — спросил я.

— Передали через компьютер.

Я кратко посвятил его в свой план, добавив:

— У тебя никаких неприятностей не будет. Ты не можешь нести ни за что ответственности.

Молодой офицер кивнул, но хотя его любопытство явно не было до конца удовлетворено, я не стал больше развивать эту тему. Подобно Эйбу Фэллоу, я неизменно помню о своей обязанности постоянно делиться со своими учениками опытом работы — учиться в нашем деле приходится очень многому. Но в данной ситуации я решил воздержаться от этого, от души надеясь, что это не тот опыт, который когда-либо пригодится Ахмаду.

— С моей точки зрения, это верное решение, сэр, — заметил он. — Тюремные стены нас в такой ситуации не выручат.

— Где Райан?

— Работает в своей спальне. По-моему, возится с финансовыми документами.

Мое обоняние уловило, что на первом этаже дома теперь и пахло как-то по-другому — по нему разлился пряный аромат шампуня или духов.

И меня снова поразила эта почти домашняя атмосфера, воцарявшаяся уже в который раз в потайных местах, где я укрывал своих подопечных. Я тем не менее никак не мог привыкнуть к такому парадоксу: эти мужчины и женщины очень быстро начинали жить своей обычной рутинной жизнью, словно забывая, как и почему попали сюда.

По временам эти успокаивающие домашние сцены затрагивали во мне, должно быть, не до конца атрофировавшиеся сентиментальные струны. Снова накатывали воспоминания, и в такие моменты я не слишком спешил избавиться от них. Сейчас я припомнил, как вечером в минувшую пятницу заскочил после работы в свой дом, чтобы наскоро съесть сандвич и отправиться в игровой клуб. И как нашел список покупок для дружеской вечеринки, которую мы с Пегги устроили несколько лет назад. Как, мгновенно потеряв аппетит, разглядывал его. И мне в ноздри словно ударил запах нашего прежнего с нею жилья, где к воздуху примешивалась легкая горечь от старого картона, красок и чернил, исходившая от коробок с играми, рядами стоявших на полках. Мой новый городской дом был в этом смысле невыносимо стерильным. Я еще подумал, не стоит ли мне купить каких-нибудь ароматных саше или сделать то, что обычно делали люди перед продажей своих квартир, — например, сжечь в камине щепотку корицы.

Или испечь пирог. Словом, как-то одушевить дом.

Но только едва ли этому суждено когда-нибудь случиться.

Состязание между сестрами тем временем закончилось, и Джоанн удалилась в свою комнату. Мари одарила меня улыбкой и включила свой компьютер.

— Кто победил? — спросил я.

— Джо, конечно. У нее выиграть нельзя, во что ни играй. Просто невозможно.

В прошлом статистик. А значит, у Джоанн развиты математические способности, необходимые для хорошего игрока, — пусть они дают преимущество и не во всех играх. Я, разумеется, прекрасно знал, что именно мой навык обращения с цифрами и аналитический склад ума делали меня сильным игроком.

В нарды, например, я играл недурно и всегда старался придерживаться наступательной стратегии, быстро перемещая свои фишки по доске. Если же это не срабатывало, приходилось прибегать к тактике сдерживания соперника, создавая для него как можно больше препятствий. Не такая сложная, как шахматы, это была тем не менее умная игра. Мне даже захотелось взглянуть, как играет в нее Джоанн, хотя интерес был чисто теоретическим. За все годы своей нынешней работы я ни разу не садился играть с клиентом, хотя искушение порой возникало.

— Не поделитесь со мной своим мнением? — Мари сделала жест, приглашающий взглянуть на монитор ее ноутбука.

— О чем? — спросил я.

— Подойдите сюда, мистер гид, и взгляните сами.

Она снова поманила меня и ввела какие-то команды в компьютер. На экране появилась эмблема ГПИ — «Глобальных программных инноваций». Я слышал об этой фирме, но не помнил, в какой связи. Мари пользовалась программой обработки и архивации изображений — здесь она, по всей видимости, хранила папки со своими снимками.