Идущие этим путем развивают в себе добродетель заботы, которая подготавливает почву для вознаграждающей их второй половины жизни. Это ценное качество заставляет нас тревожиться о людях, которые не входят непосредственно в нашу семью. Оно демонстрирует более молодым поколениям практическую заботу о качестве социальных и экономических условий, которые останутся после нас. Заботу также можно выразить через разработку определенных продуктов, систем ухода, качественной литературы, глубокомысленного искусства и так далее.

Выбор практики здоровой заботы о ком-либо или о чем-либо расширяет нашу неотъемлемую природу и источает дары на тех, кто заботится. Мы учимся принимать себя с честностью, терпением и теплотой. Мы влюбляемся в прекрасного ребенка, которым были когда-то. Мы расширяем границы своего сердца. «Вырезайте свое имя в сердцах, а не на могильных плитах. Завет закрепился в умах людей и в историях, которые они о тебе рассказывают», – говорит Шеннон Л. Олдер.

Хорошей новостью является то, что нам дано много возможностей выбрать дорогу под названием «генеративность». Она не обязательно будет выглядеть мирной или спокойной, потому что изменения и рост могут быть отрывистыми. Эта дорога манит нас заново открываться местам, людям, идеям, росту, красоте, мечтам, надеждам, отдаче и вознаграждению. Когда мы живем в согласии с этим путем, сочетающимся с нашим внутренним «я», мы выбрали маршрут, который решит исход наших жизней и жизней тех, кто вокруг нас.

Эта книга научила вас заботиться о себе здравым образом, упрощать себе жизнь, взяв время на раздумье и озарение, отметать хаос и неразбериху. Вы научились устанавливать границы и бесстрашно исследовать внутреннее «я» и условия, в которых вы находитесь. Вы посмотрели на свое тело, разум и духовное «я» с позиций процесса старения. Вы изучили свои страхи и представили свое будущее. Вы начали видеть более хороший мир для себя, своих друзей и семей. Вы начали представлять свое будущее таким образом, что настроились на священность своей жизни на Земле.

Однажды я прочитала африканскую поговорку, гласящую: «Этот мир не оставили нам наши родители. Нам дали его взаймы наши дети». Мы с вами выживаем ради детей этого мира. Я представляю, как они ждут нашей мудрости. Они невинны и зависят от нашей способности поделиться тем, что мы выучили. Будущее смотрит на каждого из нас с надеждой.

В своем дневнике напишите письмо, начинающееся со слов: «Дорогие будущие поколения женщин, я желаю вам…»

Я оставляю вас на этом прекрасном стихотворении, написанном моей сестрой, а вдохновила ее на это наша бабушка-шведка, прожившая 102 года.

Черно-белые мраморные полы и лестница, ведущая

на 5-й этаж,

с их холодной на ощупь изогнутой гладкостью,

сейчас подобны ветхому монументу —

забытым иммигрантам, чьи акценты смешались, потянувшись

от усеянных акне бежево-серых стен и сломанных,

потрескавшихся кафельных плиток, чьи неправильно

написанные имена выгравированы на современных стенах

в Эллис-Айленд.

Поколения велосипедов, детских колясок, скутеров и тележек

наполнили полные чуши проемы лестничных клеток, сырые,

чувственные поцелуи любовников там дарятся и воруются.

Истории, спетые и рассказанные на разных языках,

по-прежнему отражаются здесь эхом, наслоенные временем,

значимые пережитки

холостяцких дней, ярких помешательств и запрета,

фиолетовой дымки и проституции; но раньше здесь царил

военный мрак, скудные пайки, майор ЛаГвардиа читал здесь

забавные газеты,

современная чума и эволюция отобразились в камне, гипсе,

нарисованной свинцовыми красками картине. Альпинист,

жестянщик, беженец носили свой мусор к скандирующему

старьевщику, терпеливо, медленно работающему, звонящему

в колокольчик, кивающему разбитому шатающемуся коню

и бряцающей тележке вверх по улице Гугенотов, вьющейся

вокруг и спускающейся вниз Норт-авеню мимо лютеранской

церкви и назад, как рассеянный часовой механизм

или невероятный 500-элементный составной пазл

на бабушкином столе,

красные попоны на лошадях, прыгающих через изгороди,

охота на лис, гул рожков,

стук копыт, девы машут платочками в солнечном свете.

Залитые гудроном крыши и стук лошадиных копыт,

нестираемые принты сознания.

Даже тогда фонтанов не было.

Бабушкина квартира, пешком на пятый этаж, – это есть

по-прежнему.

Я чуть не постучала в ее дверь в прошлом октябре,

но испугалась того, кто может проживать сейчас в ее

квартире.

Канули в Лету ее кружевные шторы, свежие, растянутые

сушиться на деревянных подставках,

и ее салфетки ручной работы;

ящики ее комода, такие свежие, наполненные мыльным

запахом шелково-белых

хлопчатобумажных простыней, отутюженных

и сложенных, —

больше там их не будет.

Спальня, где однажды я попробовала ее парфюм и вылила

его в окно,

где я написала свое имя на пудре, лежащей наверху туалетного

столика с зеркалом.

Пол гостиной, покрытый восточным ковром, где мы спали

на этих душистых белых простынях жаркими ночами,

когда вообще не было никакой сквозной вентиляции.

Маленькая кухонька, где альпинист поставил блок,

а мама кормила меня манной кашей так быстро, что

я давилась.

Иногда бабушка выкуривала сигарету,

выдувая дым в то кухонное окно,

где восседал тостер на линолеуме, его угловатые

наклоненные стороны всегда пережаривали хлеб,

поэтому нам приходилось соскребать черноту перед едой.

Я уверена, капелька ее малинового варенья лежит где-то

на деревяшках под пятьюдесятью слоями краски.

Монстр, который жил у нее в шкафу,

с яркими светящимися глазами, может быть, живет где-то

в синтетической ткани вместо моли и мошек.

Глубокая белая ванна, деревянные буксирные пароходы

в море пузырей, ее зов:

«Не вставайте в ванне, пока я не зайду».

По радио играют Штрауса…

О боже, как я по ней скучаю!

Мэрилин Хьюстон

Прежде всего хотелось бы сказать большое спасибо моей исключительно талантливой поэтессе-подруге-сестре-редактору Мэрилин Хьюстон за ее вклад в данную книгу; наделенной разнообразными талантами Дебре Мэрил Сербини, подруге, ассистенту и автору, разделившей со мной авторские права, посодействовавшей воплощению этой книги в реальность; моему мужу, преподобному Стивену Голдштейну, за поддержку, терпение и любовь даже в те моменты, когда я раздражалась; моим друзьям за бесценную помощь в написании этой книги; моей хорошей подруге Тите Бакстон за вычитку текста и мудрые советы; моей дочери Эйми Блэр за то, что не дала мне расслабиться, вдохновляла и внесла свой вклад в подготовку материалов; Нэнси и Финли Шеф, Тони и Скип Ландборг и семье Бакстонов за создание тихой и красивой обстановки для работы над рукописью.