— Какого дьявола… — Микки уставился на своего дядю.

— Привет, Микки. — Майрон указал на ярлык с именем. — Или мне лучше называть тебя Бобом?

— Как вы нас нашли?

Микки тоже был напуган. Это по голосу слышно. Да, обозлен, это тоже есть, но главным образом напуган.

— Где мать? — требовательно спросил он.

— В ванной.

Он подбежал к двери, подергал ручку.

— Мама?

— Все в порядке, сынок.

Микки прислонился к двери и закрыл глаза. В голосе его прозвучала неизбывная нежность:

— Мам, выйди, прошу тебя.

— С ней все будет хорошо, — заверил его Майрон.

Микки повернулся к нему и стиснул кулаки. Пятнадцать лет малому, а он хочет весь мир поставить на колени. Или по крайней мере своего дядю. У Микки были темные волосы, широкие плечи и тот мечтательный, опасный взгляд, от которого у девушек подгибаются колени. Откуда бы эта мечтательность? — подумал Майрон, но, посмотрев на дверь ванной, понял, что ответ известен.

— Как вы нас нашли? — снова спросил Микки.

— Не важно. Мне надо было кое о чем спросить твою маму.

— О чем же?

— Где твой отец?

— Ничего ему не говори! — взвизгнула Китти.

— Мама, ну выходи же. — Микки повернулся к двери.

Новые шорохи, свидетельствующие об отчаянных — и, как было прекрасно известно Майрону, бесплодных — поисках. Китти принялась ругаться. Микки снова повернулся к Майрону:

— Уходите отсюда.

— Не уйду.

— Что?

— Ты еще мальчишка, всего пятнадцать лет. А я взрослый. Повторяю: никуда я не уйду.

Китти заплакала — они оба услышали это.

— Микки?

— Да, мама?

— Как я вернулась домой вчера вечером?

— Это я тебя привел. — Микки метнул быстрый взгляд на Майрона.

— И в постель уложил?

Микки явно не хотелось продолжать разговор в присутствии Майрона. Он даже перешел на шепот, словно Майрону не было слышно.

— Да.

Майрон только головой покачал.

— А в сумочке у меня тоже ты копался? — Китти перешла едва ли не на визг.

— Нет, Китти, не он, это сделал я, — вмешался Майрон.

Микки повернулся и в упор посмотрел на дядю. Майрон потянулся к заднему карману брюк и вытащил упаковку героина. Дверь в ванную открылась. Китти тяжело шагнула в комнату и протянула руку:

— Отдай.

— Даже не мечтай.

— Слушай, какого черта…

— Ладно, с меня довольно, — оборвал ее Майрон. — Ты сидишь на игле, он еще ребенок. Вы оба идете со мной.

— Только не надо нами командовать! — возмутился Микки.

— Еще как надо. Я твой дядя, и, нравится это тебе или нет, не позволю тебе оставаться с матерью-наркоманкой, которой не терпится вколоть дозу прямо на глазах у собственного сына.

Микки стал между матерью и Майроном.

— У нас все в порядке.

— Ничего подобного. Работаешь ты, я уверен, незаконно, под чужим именем. Ты забираешь ее в полицейском участке, или она сама приволакивается домой, и ты укладываешь ее в постель. Это ты приводишь жилище в человеческий вид. И это благодаря тебе в холодильнике появляется еда, пока она валяется в кровати и колется.

— Вы не можете ничего этого доказать.

— Еще как могу, но не в том дело. Теперь слушай, как все будет дальше, и если тебе это не нравится, тем хуже для тебя. Китти я помещаю в клинику. В хорошую клинику. Не знаю уж, помогут ли ей там — и вообще можно ли еще помочь, — но попробовать стоит. А ты, Микки, отправляешься со мной.

— Черта с два.

— Говорю тебе, ты едешь со мной. Жить, если не хочешь, чтобы я был рядом, можешь в Ливингстоне, с бабушкой и дедушкой. А твою маму тем временем подлечат. С отцом мы свяжемся: пусть знает, что здесь происходит.

— Вы не можете заставить нас идти с вами. — Микки, как щитом, защищался от Майрона телом матери, хотя она едва держалась на ногах.

— Могу, могу.

— Думаете, я вас боюсь? Если бы дедушка не вмешался…

— На сей раз, — оборвал его Майрон, — тебе не подстеречь меня в темноте.

— Да я и на свету… — попытался возразить Микки.

— Не пори ерунды, Микки. Да, ты сильный, ты храбрый, но против меня у тебя ни единого шанса. К тому же это не имеет значения — либо ты поступаешь как я велю, либо я вызываю полицию. И самое меньшее, что могут предъявить твоей матери, — так это угроза благополучию ребенка. А то и за решетку может угодить.

— Нет! — выкрикнула Китти.

— Все, с меня довольно. Где Брэд?

Китти отступила в сторону, попыталась выпрямиться, и на мгновение перед Майроном возникла спортсменка, которую он узнал много лет назад.

— Мам? — вопросительно сказал Микки.

— Он прав, — проговорила она.

— Но…

— Одним нам не справиться. Нам нужна поддержка.

— Ничего, как-нибудь сами о себе позаботимся.

— Все будет хорошо. — Китти обхватила ладонями лицо сына. — Он прав. Мне надо полечиться. А ты будешь в безопасности.

— А что ему угрожает? — требовательно спросил Майрон. — Повторяю, мне это надоело. Где мой брат?

— Нам тоже хотелось бы это знать, — сказала Китти.

— Мам? — повторил Микки.

— Как это понять? — Майрон сделал шаг вперед.

— Брэд исчез три месяца назад, — сказала Китти. — И с тех пор мы в бегах. И не можем чувствовать себя в безопасности.

Пока они паковали свои скудные пожитки, Майрон позвонил Эсперансе и попросил ее устроить Китти в реабилитационный центр «Каддингтон». Затем он набрал номер отца.

— Не против, если Микки какое-то время поживет с вами?

— Только рады будем, — откликнулся отец. — А что, случилось что-нибудь?

— Много чего.

Отец не перебивал его. Майрон рассказал ему все: о наркотической зависимости Китти, о том, что она осталась одна с Микки, что Брэд исчез неизвестно куда. Дослушав, отец сказал:

— Твой брат никогда бы не бросил семью без веской причины.

— Я знаю. — Майрон и сам сразу же подумал об этом.

— Значит, он в беде, — продолжал отец. — Мне известно, что у вас с ним какие-то нелады, но…

Он не договорил, такая уж у него была привычка. В юные годы Майрона отцу каким-то образом удавалось заставлять сына добиваться своего, не прилагая к тому особенных усилий. Он давал понять, что гордится достижениями сына, но при этом никому даже в голову не приходило, что гордость за него была неким предварительным условием их взаимоотношений. Вот и сейчас отец ни о чем не попросил, но в том и нужды не было.