Взяв Элпью за руку, она повела ее назад в салон.

— Пигаль, милая моя подруга, Элпью может пожить у тебя еще несколько дней, поможет тебе в этот трудный момент. А в обмен я бы хотела одолжить у тебя на завтра карету с кучером.

Пигаль проигрывала.

— Да, да! — Она оторвалась от карт. — Будь они неладны, этти пики, — сказала она, выкладывая тройку. — А когда годы?

Элпью заняла свое место и взяла карты, из которых таинственным образом пропали все «картинки»: остались лишь карты самого низшего достоинства.

— Какие роды?

— Как легко тут ошибиться, — пришла ей на выручку графиня. — Я никогда не предупреждала Элпью по части «этих дел». Сегодня днем какой-то гадкий парень сунул ей в ухо язык. Бедная девочка так простодушна, что решила, будто от этого у нее будет ребенок. Но я наставила ее на путь истинный по части неприятностей, которые действительно случаются. Итак, Пигаль, ты согласна насчет кареты?

Элпью украдкой подмигнула Пигаль, и та решила, что Элпью, должно быть, придумала какой-то план, чтобы открыть графине глаза на делишки ее мужа.

— D'accord! D'accord![53]

Графиня повернулась к сэру Питеру.

— А тебя, дорогой муженек, мы можем высадить у Кенсингтонского дворца, где ты собирался продавать свой товар. Мы там сегодня проезжали. Это по пути!

Вонь просмоленных старых парусов заполнила карету.

— Вот уж не знаю, захотела бы я подтирать этим свой зад, — заметила, обмахиваясь, графиня.

— Мы думали по дешевке продать несколько кусков льда с канала Флит Смотрителю льда и снега, но оказалось, что у него и без нас масса предложений, а желающих есть мороженое в такое время года нет, так что… — сэр Питер пнул мешок, набитый тканью, в угол, — … когда мы разгрузим эти паруса, следующим моим предприятием станет конский навоз. — Он хлопнул в ладони и развел их жестом ярмарочного фокусника. — Лондонские улицы завалены этим добром. Невозможно перейти Стрэнд у майского дерева, чтобы по уши не извозиться в дерьме. Поэтому мне нужно только устроить перевоз и продажу всего этого садовникам. Посмотрите, сколько декоративных садов они здесь разбивают.

— И откуда, сэр Питер, вы сегодня начнете? — Элпью радовалась, что они уже почти доехали до дворца, но пока старалась быть вежливой.

— Ты про дерьмо или тряпки для него? — Он засмеялся собственной вульгарной шутке. Никто его не поддержал. — Думаю, с принцессы Анны.[54]Она кажется легкой добычей. Несколько высокомерна и не самая красивая девушка в королевстве, но я слышал, будто она замужем за здоровым тупицей, который едва говорит на королевском английском. Ей, вероятно, одиноко. Немного флирта, и заказ на навоз нам обеспечен!

Элпью вздохнула. Она принимала участие во многих прежних аферах сэра Питера, целью которых было нажить состояние, и всегда терпеть не могла его грубый юмор. По счастью, впереди показался красный кирпич Кенсингтонского дворца.

— Вот и приехали, сэр Питер. Вам лучше высадиться, а то мы опоздаем.

— Пошевеливайся, старый ленивец. — Сэр Питер ткнул похрапывавшего Годфри локтем. — Тебе еще нести этот тюк через парк.

Мужчины вытащили мешок, полный рваных парусов, из кареты и потащились к черному входу дворца.

Как только они тронулись в путь, графиня, помахав и улыбнувшись им в окошко, приказала кучеру ехать дальше. Затем повернулась к Элпью.

— А теперь покажи мне бумагу, которую ты нашла.

Элпью подала вырванный из книги записей листок с символами. Потратив несколько минут на его изучение, графиня вернула бумагу напарнице.

— Ничего не понимаю. Интересно, этот странный тип, который живет в соседнем доме…

— Мистер Ньютон?

— Верно. Мистер Ньютон сможет это понять. В конце концов, он же написал эту книгу, которую никто, кроме него, не понимает.

— Какую книгу? — Элпью любила хорошее чтение.

— Несколько лет назад она шла нарасхват. Все ее накупили, но никто не продвинулся дальше четвертой страницы. Она называлась «Математические начала натуральной философии».

— Не слишком броское название.

— Тем не менее ее купил весь Лондон. Такой везучий человек должен суметь объяснить, что означает эта формула.

Добравшись до Актона, они сначала зашли в таверну, которая всегда была сердцем деревни. Первой вопросы стала задавать Элпью. Она подошла к одинокому кабатчику, возившемуся во дворе с деревянной бочкой. Он сказал, что не знает ни одного мужчины крепкого телосложения, работающего в деревне.

— В смысле, кроме меня. — Потом он с самодовольной ухмылкой шлепнул Элпью по мягкому месту. — А чего тебе нужно, милашка? Уж я наверняка не хуже этого актера смогу устроить для тебя розыгрыш под простынями.

Элпью отделалась от него и присоединилась к графине, сидевшей в теплой комнате.

— И вы никогда не видели мистера Роя, даже мельком? — Графиня угнездилась на высоком табурете и облокотилась на стойку — перед ней стояла кружка эля и «завтрак пахаря».

— Нет, не видела, и если хотите знать мое мнение… — Хозяйка доверительно наклонилась к ее светлости. — Мы его и не увидим. Это уж точно. Никто не видел, а уж кто только не подглядывал, я вам скажу. Этот человек всегда приезжает в карете без всяких знаков, с опущенными шторками. Обычно среди ночи.

Графиня кивком поощрила ее продолжить. Она чувствовала, что женщина знает больше.

— Но?…

— Но… — Хозяйка наклонилась еще ближе, кружевные ленты ее чепца окунулись в пиво графини. — Однажды ночью я бежала по полю — навестить свою подругу, которая живет на том конце деревни. Темно было, ни луны, ни звезд, так что, надеюсь, он меня не видел. Зато я видела, как она ждала его у калитки…

— У той, которую она запирает на висячий замок?

— Да, верно. — Она подтолкнула графиню локтем. — И это еще одна их странность. Кто же запирает садовую калитку? — Она вытащила ленты из напитка и принялась их выжимать. — Ну так вот, она просто стояла там. А ночь была отнюдь не теплая. Это в январе было. Река замерзла — вот какой мороз. И тут подкатывает эта карета и выходит он…

— Здоровый детина, — перебила, облизывая губы, графиня. — Темная одежда? Толстая шея?

Трактирщица отпрянула, качая головой.

— Нет. С чего вы взяли? Ничего подобного. Странный такой, маленький. Хлипкий. И шел так смешно. Но это, наверно, из-за холода. Неуверенно. — Она приблизила губы к уху графини. — Я чуть не рассмеялась в голос, так это было чудно. Она высокая, а он — такой низенький. Но что есть, то есть. Белоснежка и гном. — Она разразилась грубым смехом, так что теперь отпрянула графиня, испугавшись за свою барабанную перепонку.